«Упырь»,- подумал Женька, но тут его ногу словно петля захлестнула. Невидимый аркан рванул назад, протащив тело до самой бочки. Неведомая сила перевернула его на спину, и он увидел окруживших его людей в темных плащах. Тот самый, с которого Женька скинул капюшон, склонился над ним и произнес глухим хриплым голосом:
- Тебя никто не звал… Ты сам сюда пришел…- и потянулся рукой.
Это оказалось последней каплей, и Женька вырубился от страха…
***
Скатившись по лестнице, Макс упал на что-то мягкое и липкое. Он не сразу сообразил: это все, что осталось от тела Харченко после взрыва гранаты. Поняв, отпрянул в сторону и тут же поморщился: одна из пуль, пущенная ему вдогонку, прошла по касательной, вырвав кусок мяса из левого плеча. Кроме того, он ушиб колено, поэтому попытавшись подняться, тут же рухнул. Перед глазами поплыли радужные разводы.
- Держи, тварь!- послышалось сверху.
По разбитым ступеням что-то зацокало, отскочило в сторону и замерло в противоположном от Макса углу.
Клинцов сразу узнал оливковый шар РГН. Взрыватель ударного действия не сработал, и это спасло Максу жизнь. Теперь у него было около трех секунд до того момента, как выгорит состав самоликвидатора. Теоретически он мог, превозмогая боль, прыгнуть вперед, схватить гранату и выбросить ее из погреба. Должен был успеть, но… Снаружи помимо боевиков находились ни в чем не повинные люди, ставшие ему за время путешествия немного ближе, чем обычные посторонние. А Женька Алексеев? Они дружили с детства, как и их родители и даже родители их родителей. Что он скажет им потом, когда – если – выберется из этой передряги?
Поэтому Макс выбрал второй вариант: используя в качестве толчковой здоровую ногу, он прыгнул в противоположном от гранаты направлении, в соседнюю кладовую. Приземлился, соответственно, на ушибленную. В колене что-то щелкнуло, нога подкосилась, и Макс растянулся на полу. Быстро перекатился за узкую перегородку, заткнул уши ладонями и открыл рот.
Граната рванула так, что Макса сначала изрядно тряхнуло, а потом смяло ударной волной и швырнуло о дальнюю стену, да так, что парень потерял сознание…
Очнулся он с ужасной головной болью, оглохший, несмотря на предпринятые предосторожности, присыпанный кирпичной крошкой, но живой. Закашлял от витавшей в воздухе пыли, отчего в голове взорвался огненный шар, а в ушах гулко запульсировала кровь, накатила слабость, и он едва снова не потерял сознание. Чувствовал он себя отвратно, но бывало и хуже. Вспомнил, как в детстве, перебегая дорогу, угодил под машину. Она сшибла его, отбросив на обочину, как тряпичную куклу. В результате – множественные переломы, сотрясение мозга и полтора месяца в городской больнице.
В этот раз ему сказочно повезло. Пошевелив конечностями и осмотрев себя, он не обнаружил ни одной серьезной раны: ушибы, царапины, синяки – не в счет. Вот только голова раскалывалась, хотя мерзостный писк в ушах постепенно затихал. Рана на плече, оставленная пулей, подсохла и больше не кровоточила, но двигать рукой было больно.
Лишь бы заражения крови не получить...
Сил хватило, чтобы встать на карачки. Первым делом Клинцов пробежался непослушными пальцами по карманам в поисках мобильного. Не нашел и вспомнил, что для удобства вытащил его и положил рядом на пол, когда собирался спать. А потом в суматохе забыл забрать. Что ж, это было бы слишком просто, придется обходиться собственными силами.
Макс подполз к выходу из кладовой в переднюю комнату. Она серьезно пострадала после двух взрывов: стены разворочены, посечены осколками, повсюду битый кирпич, пыль… куски человеческой плоти. Тело Харченко серьезно разворотило, но не уничтожило окончательно.
Дима, Дима, что же ты наделал…
Говорят, смерть умной не бывает. Может, и так, хотя результат один и тот же.
Максим прислушался. Снаружи не доносилось ни звука. Боевики, похоже, ушли…
А где ребята? Что с ними сделали эти убийцы?
Максу представлялась жуткая картина кровавой бойни: расстрелянные тела со следами контрольных выстрелов во дворе сельского дома.
Женька… Что говорить теперь твоим родителям…
Судя по тому, как светлел прямоугольник выхода, солнце уже взошло, но было пасмурно, а в погребе – так даже прохладно. От лестницы осталось одно воспоминание, поэтому, когда Макс попытался выбраться наружу, ему пришлось карабкаться по отвесной, почти ровной поверхности. Он цеплялся за выступы, но старый кирпич крошился под пальцами, Клинцов срывался и скатывался вниз. Руки были разодраны, а «буржуйская» одежда превратилась в лохмотья…