Выбрать главу

Макс развернулся, было, собираясь ползти в соседнее помещение, взглянул на кровоточащий бок…

- Хрен с ней, с этой радиацией,- пробормотал он.- Я чуть-чуть…

Он поднял с пола Мякоть и уже после этого направился в убежище. Усевшись у дальней стены, он растер слизь по разорванной ладони и замер в ожидании перемен. Не сразу, но очень скоро рана начала затягиваться. Теперь уже не оставалось никаких сомнений. Это одновременно и радовало, и пугало. Однако все вопросы потом. А сперва… Клинцов решился и приложил Мякоть к разорванному боку. Через пару минут боль прошла. Но на теле оставалось еще немало ран…

 

Трясло нещадно, весь погреб ходил ходуном. Снаружи свистело, ухало и грохотало. То становилось совсем темно, то окрестности озаряли яркие молнии. Но Клинцов уже ничего толком не видел: глаза слезились, пространство искажалось, будто окружающий мир плавился, как восковая свеча. Он подозревал, что погреб оказался не самым лучшим укрытием. Он уже не сомневался в том, что умрет.

Глупая смерть…

Нелепая. Невероятная и… неизбежная.

- Этого не может быть!

Но было, и он стал невольным участником этого торжества безумия, которому очень скоро наступит закономерный конец. И жалел он не о том, что черт дернул его отправиться в Зону Отчуждения. И не о том, что умрет. Хуже всего было умереть, так и не получив ответы на вопросы: как? почему? зачем?

Мякоть залечила раны и избавила от боли, но ненадолго. В самый разгар творившегося снаружи безумия она вернулась, разлилась по всему телу, стала нестерпимой, и Макс начал кричать, вжимаясь в вибрирующую стену. А потом его сознание не выдержало, сверкнуло яркой вспышкой и померкло…

 

                                                                            ***

 

- Куда они нас ведут?- шепотом спросил Кузя шедшего перед ним Антона.

- Ты меня спрашиваешь?- раздраженно воскликнул Тышкевич.- Откуда я знаю?!

И тут же получил прикладом по хребту.

- Еще раз раскроешь рот - пристрелю,- спокойно сказал ему боевик в черной униформе, и Антон даже не усомнился, что так оно и будет. Он с осуждением взглянул на «татарина» и покачал головой.

Отряд шел по лесу. Двое боевиков - впереди, посередине вереница пленных, а за ними еще трое хорошо вооруженных людей. Если в начале, в сумерках, и можно было убежать – правда, такая мысль никому в голову так и не пришла,- то с тех пор, как начало светлеть, мысль о побеге казалось сущим безумием. Они уже убили Харченко, убили Макса… Неизвестно, что случилось с Варлоком. Может, и его догнала шальная пуля. Эти люди умели стрелять и не умели шутить. Так что лучше не дергаться. Хотели бы убить – убили бы сразу. А так… Возможно, есть шанс уцелеть.

Вопросом – кто эти люди – задавался каждый из ребят. Вот только ответить не мог никто. Одни предположения. Спецназ? Террористы? Бандиты?

Да кто угодно. Ясно было одно – человеческую жизнь они и в грош не ставят, и это пугало.

О том, куда они гонят пленных, думал и Антон. Но на этот счет у него не было даже предположений. Если они взяли заложников, то зачем? Никто не видел, как они убили двоих «туристов». Да и к чему все эти сложности? Пристрелили бы остальных, сбросили тела в погреб, бросили еще одну гранату – и ищи потом пропавших без вести. Тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог… Да и искать никто не станет, разве что археологи лет через тысячу.

Судя по расположению мха на деревьях, шли на север.

«Неужели рвутся к белорусской границе?»- подумал Тышкевич. Зачем? Там им не Украина с ее извечным бардаком, встретят, как полагается, «горячо». Разве что ребята в черном сами были его земляками и выполняли какое-то тайное задание. А теперь уходили на родину. Но что за задание? Зачем убили невиновных? Чего хотели?

Одни вопросы.

Шли быстро. Боевики всю дорогу подгоняли пленных. И в основном никто не возражал. Разве что Пашка Егоров совсем раскис и еле двигал ногами, поэтому ему доставалось больше всех. На какое-то время плюхи действовали, но потом «заряд бодрости» заканчивался, и его снова приходилось подгонять пинками.

Бодрее остальных выглядел Серега Уфимцев. Может быть, поэтому один из боевиков заставил тащить его свой рюкзак. Это несколько снизило темп московского боксера, но он, стиснув зубы, не собирался сдаваться.

Вскоре с погодой начали происходить какие-то чудеса. Небо, до этого серое и затянутое хмурыми тучами, начало вдруг краснеть. Подул крепкий ветер, отчего заскрипели деревья, на головы посыпалась пожелтевшая листва и сухие ветки. Но гораздо больше напрягала вибрация под ногами, словно начиналось землетрясение. А еще какой-то странный, давящий гул, доносившийся откуда-то с севера.