— Каким ещё доверием? О твоём присутствии сейчас здесь никто не знает, а мне уж родители и Намджун не доверяют точно, иначе бы не читали всё время лекции и не жужжали над ухом, как надо поступать и себя вести.
— Ты плохо себя вела в моё отсутствие? — прищурился Шуга, чувствуя, как невольно закипает злость. Ещё даже не обоснованное, абстрактное предположение, что она гуляла допоздна или бродила в непонятных компаниях завело его и затормошило нервы, и без того сжавшиеся для сдерживания себя в руках.
— Ну, разумеется, пила, курила и материлась, — Джинни засмеялась, подтянувшись на рабочий стол позади себя и усевшись на него. Будучи студенткой, она не могла гарантировать отсутствие общения с другими молодыми людьми Шуге, и ему приходилось мириться, что девушка ведет активную жизнь с друзьями, подругами, однокурсниками, и всё, что случается вне его поля зрения должно зиждиться на вере в честность и порядочность. — Я очень скучала без тебя, — успокоившись, добавила она, понизив тон. Забыв о недовольстве, Юнги подошел к ней и, встав между её ног, стал целовать куда горячее, требовательнее и властнее. Разумом он сколько угодно мог уговаривать себя, что его юная и наивная девочка нуждается в нежности и осторожности, но физиология, на которую отзывалась сама же Джинни, просила уступок и страсти, необходимой для удовлетворения. Юнги с трудом оторвался.
— Лапша…
— Давай позже перекусим, — обвив его шею, Джинни дотянулась до его нижней губы и, с блеском в глазах захватив её зубками, подержала несколько секунд. — Пошли ко мне в спальню?
— Джинни…
— Юнги… — перехватила она инициативу уговоров и по-хозяйски сомкнула за его поясницей ноги. — Пошли? — Её пятки легли на его копчик, и по спине пробежала дрожь. Шуга облизнулся.
— Я не хочу торопить события…
— Юнги, мы уже полгода вместе! — Девушка шлёпнула его по груди. — Какое торопить? Ты меня до старости мариновать собрался?
— Нет, причем тут это? И не полгода, а пять месяцев, три недели и…
— Цыц! — накрыв его рот ладонью, Джинни опустила вторую руку и сжала свои пальцы на его ягодице, сквозь джинсы. — Юнги, чего ты боишься? Обидеть меня? Развратить? Ты считаешь, что в наш век интернета и телевидения я ничего не знаю и остаюсь в неведении насчет того, что происходит между мужчиной и женщиной?
— Нет, — отвел её ладонь Шуга, забрав обратно возможность говорить. — Я вполне понимаю, что ты всё знаешь, и не вижу в этом ничего плохого. Дело не в развращении… Обидеть — возможно, потому что если ты не готова…
— Я не готова?! — Джинни хлопнула его той рукой, что лежала на джинсах по тому же месту, где она и находилась. — Может, ты не хочешь?
— Я не хочу?! — оскорбился Шуга и, подхватив её под бедра, плотнее натянул на себя. — Это я-то не хочу? Да будь моя воля…
— Ну, так она твоя, — тише намекнула девушка, пощекотав пальцами его шею вдоль линии роста волос и запустив их выше, в сами густые пряди. — Я должна тебя уговаривать? — Юнги стало неудобно. Да, есть граница, которую любящий парень не должен переступать, но, наверное, есть и та, которую он переступить обязан. Не естественно ли это — приставать и домогаться? Иначе любая почувствует себя ущемленной. Женщинам хочется отвергать и отказывать, но не окончательно, а держа на коротком поводке. Шуга же лишил этого развлечения Джинни, взяв на себя самого роль регулятора и надсмотрщика за чистотой их связи. И теперь дошло до того, что она первая поднимает тему секса. Но как быть с Намджуном? Юнги приказал себе забыть о друге на ближайшее время. Уж кому сейчас тут точно не место, так это брату Джинни. Как-нибудь без него обойдутся. — В конце концов, — шепнула девушка ему на ухо. — Кто из нас девственник, а?
Потеряв чувство легкого голода к еде, и обретя сильнейший голод другого характера, Шуга поднял Джинни со стола и направился к её спальне, путь в которую хорошо знал, хотя прежде они там ничего зазорного не делали. Смотрели фильмы, разговаривали, целовались, ужинали, даже просто валялись на кровати в обнимку или игрались в планшете, слушали музыку, дрались подушкой за последний ролл, перед этим подравшись за саму подушку. Пару раз он даже запускал свои руки под её футболку, когда под ней ничего не было, и юная небольшая грудь захватывалась его ладонями, пальцы сжимали крошечные соски, твердеющие и после этого, заостренные, выпирающие через ткань, но во время таких шалостей он останавливал себя сам, не собираясь продолжать, никак не находя, что момент окончательно подходит. К тому же, до этого всегда кто-нибудь из семьи Джинни был дома, а уже одно это не позволяло рисковать. К себе же ему и подавно некуда было её вести, там постоянно кто-нибудь из друзей ошивается, а попросить их не мешать и уйти — это выдать себя с головой.