Элли продолжала сверлить меня взглядом.
— Ты снова не слушаешь, Джанни. Мне не нужна твоя защита.
— Нужна. Помнишь Томми Тутага из начальной школы?
— А что с ним?
— Он украл твои деньги для книжной ярмарки в третьем классе.
— Джанни, ты украл мои деньги для книжной ярмарки в третьем классе. А потом вернул их мне, потому что я пригрозила рассказать учительнице.
Я покачал головой.
— Деньги, которые я тебе дал, были моими. Томми Тутаг взял твои.
Она скептически посмотрела на меня.
— Почему ты ничего не сказал?
— Потому что Тутаг был пятиклассником, и он был чёртовски огромным. У него уже была борода. — Я пожал плечами. — А ты плакала. Мне стало жалко.
Её выражение лица немного смягчилось.
— Ну, спасибо за деньги для книжной ярмарки, но я больше не восьмилетняя девочка. Я могу о себе позаботиться.
Когда она отвернулась, считая разговор законченным, я сменил тактику.
— Хватит быть такой эгоисткой.
Она резко обернулась, открыв рот от возмущения.
— Эгоисткой?!
— Да. Сегодня у меня выходной, знаешь ли, и у меня были планы с отцом. Но как я должен наслаждаться вечером, если всё время буду представлять, как ты дрожишь под мостом, жалея, что не послушала меня? — Я изобразил наигранное страдание. — Джанни... Джанни, — простонал я жалобно. — Почему я тебе не поверила? Прости... Ты был прав с самого начала.
— Это абсурдно. — Но её губы были опасно близки к улыбке.
— Нет, не абсурдно. И мне было бы ужасно стыдно. Твои родители никогда бы меня не простили. Более того, я бы потерял работу, стал бы бедным и бездомным. Красивые девушки перестали бы ходить со мной на свидания, я бы никогда больше не занялся сексом. Да чёрт возьми, я бы, наверное, ушёл в монахи. Никто бы больше не попробовал мою еду. И всё это было бы твоей виной. Поэтому я отменяю свои планы, чтобы отвезти тебя в Харбор-Спрингс и обратно.
— Да брось, ты бы никогда не стал монахом.
— А если у тебя спустит шина? — настаивал я. — А если ты останешься без бензина? А если ты будешь ехать осторожно, но кого-то занесёт и он врежется в тебя?
Она закусила губу, и я заметил, как её решимость начала таять.
— Вдвоём безопаснее, — сказал я окончательно. — Ты же знаешь, что твоему отцу будет спокойнее, если я тебя отвезу. Напиши ему сейчас. Спроси, что он скажет.
Она даже не достала телефон, потому что знала, что я прав.
— Я тебя не прошу об этом, — быстро сказала она. — Чтобы было понятно.
— Знаю. Это жест, Элли. Милый, благородный жест, как когда я отдал тебе деньги для книжной ярмарки. Господи.
— Прости. Думаю, я просто не привыкла к твоему "благородному" поведению. И одно доброе дело за двадцать три года не компенсирует всё то дерьмо, что ты сделал.
— Да брось. Я не был злым, Элли. Я был... игривым.
— Игривым? Ты называл меня мелкой. Ты дёргал меня за косички. Рисовал усы на моих любимых куклах. — Её глаза сузились. — Ты валил меня на землю, садился на грудь и пускал слюну так, чтобы она почти касалась меня, а потом всасывал её обратно.
Я рассмеялся.
— Чёрт, я забыл об этом. Как насчёт того, чтобы ты села на меня прямо сейчас? Считай, мы квиты. И я не возражаю, если слюна тоже будет замешана.
— И не забудем про Вишнёвый фестиваль.
— Мы всё ещё об этом говорим? Элли, ради всего святого, это было шесть лет назад. Нам было по семнадцать. И я не виноват, что тебя посадили на бочку с водой. Это обязательная должность для "Вишнёвой принцессы". И это данное Богом право горожан — бросать мячики и сбрасывать свою принцессу в воду.
Я до сих пор помню, как она сидела на той бочке с короной и лентой, с широкой улыбкой и в маленьком бикини. Это воспоминание согрело меня до самого нутра.
— Тебе не нужно было приходить туда пятьдесят раз, — сквозь зубы произнесла она. — Ты специально унижал меня снова и снова. А потом вместо того, чтобы использовать фотографию, где я была до этого, с сухими волосами и красивым макияжем, газета напечатала снимок после — где я выглядела, как мокрый енот.
— А у меня всё лицо было в взбитых сливках, потому что ты отомстила мне за бочку, бросив восемь пирогов мне в лицо.
— Ты это заслужил. И ты потом отыгрался той ночью, не так ли?
Мы несколько секунд смотрели друг на друга, мысленно возвращаясь к игре "Семь минут на небесах" в подвале Таннера Форда.
Та тёмная комната. Закрытая дверь. Тиканье часов.
— Я отыгрался? Ты действительно так думаешь? — спросил я её.
Она снова начала полировать бокал для вина.