Рыжкова Наталья Станиславовна
Попутчики
Как во сне Кнарик поднялась на подножку вагона, протащила чемодан через четыре купе к последнему и открыла тяжелую дверь.
Навстречу ей поднялся пожилой человек, импозантный, с щегольскими усами, в хорошем костюме - не из магазина и не с чужого плеча, пошитом портным, знающим свое дело.
- Добрый день, барышня, - мягко улыбнулся он, - позвольте вам помочь.
Кнарик благодарно пискнула в ответ. Когда попутчик укладывал ее вещи, на верхней полке кто-то зашевелился, свесилась лысая голова, в сторону Кнарик раздалось бурчание, которое можно было принять и за приветствие, и за неудовольствие, после чего пассажир с верхней полки потерял интерес к происходящему и повернулся на другой бок.
- Командировочный, - пожал плечами вежливый попутчик, - от самой Москвы спит. Видать, умаялся, бедолага. Ну, давайте знакомиться! Я - Иван Прокофьевич Калугин.
- Меня зовут Кнарик, - тихо ответила девушка, - Кнарик Киноцикян... Можно без отчества.
- Очень приятно, Кнарик... Красивое имя. Вы в Кисловодск отдыхать?
Кнарик кивнула, но сразу же спохватилась, что это выглядит как-то по-детски.
- На каникулы к тете еду... Я студентка, - поспешно добавила она, решив не дожидаться привычного вопроса, в каком классе она учится - неприятного, надо сказать, вопроса.
- Понятно, - Иван Прокофьевич склонил голову набок и стал похож на птицу, наблюдающую за мотыльком, - А позвольте спросить, барышня, сколько вам лет? Полагаю, вам свой возраст скрывать нет нужды.
"Ну, вот, начинается!", - надулась про себя Кнарик. Она выпрямилась и холодно ответила:
- Девятнадцать.
- Надо же, я было подумал, что вам за двадцать!
Кнарик с подозрением посмотрела на попутчика, но тот казался совершенно искренним. С перрона раздался звук колокола, поезд тяжело тронулся и потихоньку поплыл в южном направлении.
Из соседнего - предпоследнего - купе раздавался шум, звонкий девичий голос перебивался визгливыми интонациями другой представительницы прекрасного пола. Иван Прокофьевич озорно подмигнул Кнарик:
- Веселые у нас соседи, надо с ними познакомиться. В приятном обществе и дорога покажется короче.
Словно услышав его слова, в дверях появилась дама, и Кнарик показалось, что в купе залетела яркая птичка, судя по трескотне, из породы попугайчиков.
- Ах, простите за беспокойство, - дама любезно улыбалась Ивану Прокофьевичу, игнорируя Кнарик, - я вижу, у вас купе неполное. А у нас, ах, представьте себе, - она понизила голос, - представители этой новой молодежи. Ужасно плохо воспитаны! А у меня слабое здоровье. Петя, Петя, немедленно иди сюда! - закричала она, и в дверях купе появился высокий крупный мужчина средних лет. Он поклонился всем присутствующим и забормотал извинения. Но супруга перебила его.
- Не могли бы вы с нами поменяться местами? Вы и ты, деточка! - она удостоила Кнарик ласковой улыбкой, - Иначе я приеду в Кисловодск совершенно разбитой.
- Сожалею, мадам, - Иван Прокофьевич галантно склонил голову, - сам я не прочь делить купе с новой молодежью - полагаю, вы имели в виду комсомольцев, но... Увы, у меня специальная бронь, а не билет. И при любой проверке на этом месте должен оказаться именно я.
- Какая жалость! - дама надула губки, - Это все ты, Петя - Она присела на нижнюю полку рядом с Иваном Прокофьевичем со страдальческим видом.
- Леночка, я не виноват! Барышня в кассе оказалась глухой. Я внятно сказал, что мне нужны билеты в мягкий, но она выдала купейный. Хорошо, что не в общий! - оправдывался почтенный супруг.
Иван Прокофьевич сложил вместе ладони и повернулся к Леночке.
- Мадам, я предлагаю вам альтернативу. Уверяю, что с попутчиками у вас возникло всего лишь недоразумение. Пойдемте в ваше купе, познакомимся с комсомольцами, пообщаемся. Вы сможете увидеть их в... несколько ином свете.
- Ну-у-у, я не знаю-у-у-ю... - Протянула Леночка, но Иван Прокофьевич легко вскочил и предложил даме опереться на его руку. Вторую он протянул Кнарик со словами:
- Оставим командировочного товарища отдыхать. Люблю большую компанию! Да еще с такими очаровательными... гражданками!
Леночка жеманно хихикнула, Кнарик не смогла сдержать улыбки, и они шагнули в коридор.
В соседнем купе расположилась молодая пара. Плотненькая девушка с короткой стрижкой, поджав ноги, демонстративно читала газету. Ее спутник, раскрасневшийся и взъерошенный, встретил компанию без особой радости. Но Ивана Прокофьевича это не смутило. Он как-то так ловко завел разговор, обсудив погоду, поезд, последнюю статью товарища Бухарина, что незаметно все расселись с удобством и оказались вовлеченными в беседу. Девушка отбросила газету, молодой человек перестал раздувать щеки. Все перезнакомились друг с другом. Девушку звали Надей, а ее, как она выразилась "товарища мужа", Виктором. Они ехали в Кисловодск знакомиться с родней Надежды. Муж Леночки представился как Петр Сергеевич, ответственный работник, следовал с супругой на отдых в санаторий.
Кнарик больше молчала, отвечала на вопросы тихо, но с интересом рассматривала исподтишка случайных спутников. Леночка ей совсем не понравилась, но Кнарик честно признала, что редко можно встретить такую красавицу. Кнарик обратила внимание, что они с дамой одного роста. Но если для девушки это было источником мучений - еле-еле метр пятьдесят, то Леночка превратила свою миниатюрность в очередное достоинство. Никто не назвал бы ее пигалицей. А Кнарик, хоть и надела туфельки на каблуках, доставлявших ей немало мучений, хоть и взбила кудряшки, сняв платочек уже в вагоне - чтобы провожающий папуля не увидел, хоть и позаботилась об украшениях - тоже втайне от родителя, все же не чувствовала в себе уверенности загадочной и прекрасной блоковской незнакомки.
Надя вызвала у Кнарик больше симпатии, да и по годам она была ближе,но пугали слишком уж категоричные суждения - по любому вопросу Надя имела свое мнение, высказываемое ею, как единственно верное.
А вот Виктора Кнарик перестала бояться довольно быстро. Ей показалось, что задиристость и грубоватые манеры скрывали его страх выглядеть смешно. Он хоть и громил нэпманов и "всяких прочих недорезанных буржуев", но явно мотал на ус все, что говорили солидные, спокойные Иван Прокофьевич и Петр Сергеевич.
Петра Сергеевича Кнарик про себя пожалела. Он казался таким безобидным, добродушным, а капризная женушка изводила его по любому поводу. Он безусловно обожал свою красавицу, которая к тому же была изрядно его моложе, но по мнению Кнарик, невозможно всю жизнь терпеть такую змеюку.
Поезд приближался к станции, пассажиры заволновались - многие собирались бежать за кипятком, у выхода образовалась небольшая очередь. Но в предпоследнем купе только Виктор схватил старый чайник. Петр Сергеевич и Иван Прокофьевич собирались поить чайку в вагоне-ресторане. Это вызвало неудовольствие Виктора, считавшего подобное проявлением мещанства. А Кнарик дала твердое обещание родителям, что ногой не ступит из вагона до прибытия в Кисловодск.
Когда поезд со скрежетом остановился на станции, Виктор схватил чайник и, громко стуча подбитыми железными набойками башмаками, умчался за кипятком. В купе воцарилось молчание, стало жарко. Кнарик подумала, что как раз самое время воспользоваться пудрой. Она осторожно водила пуховкой по щечкам, Надежда вернулась к газете, а Леночка вслух размышляла, съесть ли яблочка или нет, отвернувшись от Кнарик.