— А я помню, — сжал я губы и прищурился, — Падманабхи.
— Вот сюрприз! Неужели вам знакома Индия? — Скосился на меня Жан.
— Очень плохо. Видел на глобусе.
Я заходил по палубе. И растер лицо руками.
— Позвольте, Андрей Георгиевич, да что же случилось?
— Пока ничего, мой адмирал. Мы идем в Каликут. А большой ли тот городишко с храмом Вишну?
— Да я там был всего раз. Не так велик, но много паломников. Особенно на праздники. А еще полно всяких художников и ученых. Это столица княжества Травонкор. Там есть английская миссия и живет раджа.
— Это плохо, — надул я щеки и запыхтел, — а далеко ли храм от моря?
— Версты три будет.
— Тоже не весело. А с другой стороны, почему бы и нет?
Я бегом скрылся с палубы, оставив адмирала в недоумении.
Название сложно выговорить. Но если повторять несколько раз, то запомнить можно. В этом городке, в храме Вишну найден самый большой сухопутный клад в истории. На двадцать два миллиарда баксов. Золота тонны, но главные ценности оказались в драгоценных камнях. Просто вскрыли подземелье по наводке одного грамотного адвоката и нашли. Взять? Но как⁈
Я успокоился. Капитан пригласил выпить вина на закате.
— Что бы вы там не задумали, — прищурился Жан Орэ, — я с вами.
— Настолько мне доверяете?
— Не вам. Себе. Я уже достаточно пожил, чтобы делать выводы. И прошу во мне не сомневаться.
— Ну что ж, — я смакую вино, — нам нужны кое-какие знакомые в Каликуте. А задумал я вот что.
Тот самый храм
Последние два дня мы идем в зоне муссонов. Дожди поливают, как из ведра. Солнце светит, а через минуту уже летят тучи, сверкают молнии.
Показался неприветливый порт. Бухта Каликута неудобная. Наша эскадра встала на якорь в трех милях от берега. Прибыли английские чиновники в сопровождении местных солдат. Оказалось, русских вовсе не допускают по причине карантина. Но почему-то согласились пропустить Жана Орэ и французов-капитанов. Я спорить не стал. Жан задачу понял.
Через два дня на борт «Индиана» в сопровождении пьяного Жана поднялся француз весьма прохиндейского вида.
— Месье Бернар готов выполнить наше щекотливое поручение, — Жан подмигнул мне.
— Не обманет? — поморщился я при мысли о последних деньгах.
— Ну что вы! Меня он ни разу не подводил.
— Ты хочешь сказать, что нашел своего друга?
— Скорее делового партера. Вы же понимаете, «Марсель» мне достался не совсем праведным путем, — Жан смешно пожал плечами и озорно глянул на меня.
— Он точно тот, кто нужен? — наклонил я голову.
— Лучше не сыскать! — Жан доверительно снизил тон, — и он с командой сейчас на мели. Мало того, он хорошо знаком с самим английским начальником порта Тривандрама.
— Совсем хорошо? — прищурился с улыбкой я.
— Угу. Его тоже придется брать в расчет.
— Тогда распределяем роли. Ты, как адмирал компании, берешь на себя морскую и портовую часть. А я начинаю репетиции со своими.
— Да, монсеньор, — вытянулся Жан.
Через два часа ялик с пиратом отвалил в сторону десятипушечной бригантины. Я собрал командиров на совещание. И вечером мы провели первые репетиции.
Сватхи Тхирунал Рама Варма II был без преувеличения гениальный композитор, музыкант и певец. Его имя должно остаться в веках. Оно и осталось. А потому заботы о грязных оборванцах не должны отвлекать от искусств. Есть при дворе недовольные все больше возрастающей ролью англичан. Но пусть сами попробуют устроить порядок, как они. Не получалось раньше, не получится и потом. Поэтому никаких пересмотров договора с англичанами Варма не желал. Три года он уже король Траванкара, и англичане прекрасно справляются с администрированием. Почта работает, батальоны мадрасского президентства Компании удерживают порядок, налоги собираются. Все устраивает короля. Хочется англичанам, так пусть решают проблемы низших каст.
До того ли ему? В свои семнадцать лет Варма знает восемь языков и сочиняет пьесы и песни на пяти языках. Что еще можно желать для развития души и хорошей кармы? Вишну послал ему все условия. Впрочем, литературная деятельность тоже манит, но пока не принесла результата. Все-таки музыкальный талант преобладает. Английский губернатор Ост-Индской Компании милейший человек и всегда поддержит.
В это утро тонкое чутье композитора уловило тревогу в воздухе. Когда еще ничего не сказано, не видно, но уже пора бежать. И тревогу вскоре подтвердил губернатор.