Скрыплев вернулся к молодежи, а я вдыхаю влажный воздух. Ветер разогнал тучи и яркие южные звезды притягивают взор. Но долго наслаждаться покоем мне не дали.
«Ваше Сиятельство — кричат со двора, — из Энзели караван идет. Что-то непонятное. Вас зовут!»
Глава 2
Издалека слышалась музыка, огоньки факелов выхватывали силуэты толпы на дороге, верблюдов, лошадей. Карнавал местный или свадьба? Нет, европейское произведение играют. И тут секундная пауза, и в исполнении духовых инструментов с барабанами вдарил узнаваемый марш из «Звездных войн».
Я коротко выдохнул со смешком. Минеев со товарищи! Больше некому.
Факела приблизились. Кроме бравурной музыки веселого мало. Все уставшие. Видно, торопились к нам. Я обнял бывшего крепостного руководителя помещичьего оркестра. На небритой его щеке блестит слеза: «Добрались, Андрей Георгиевич, добрались».
— Всех кормить, размещать, — командую я.
Взор мой падает на серьезным образом запакованные тюки. А рядом с ними ни кто иной, как Стефан Йодлик, он же брат Аньош. Наш венгерский электротехник и вся электролаборатория с ним в составе пяти учеников.
— Здрасьте! — развел я руками, — сюрприз, однако.
— Возможно, не самый лучший, — склонил голову брат Аньош, — некоторым нужна помощь.
Дальше за ним на телеге лежит Рослин Иван Яковлевич, мой главный химик. Рядом супруга его, Ольга Филипповна, и две девочки семи и четырех лет. Это действительно неожиданность. Двое детей, хороший дом, персональная пенсия от государя, награды. Куда тут на старости лет бежать? Я уверен был, что останется. А вот сидит под яркими персидскими звездами. Я обнял его. Он тяжело дышит в лихорадке.
— Вот куда понесло человека? — шепчу в ухо.
— Я русский дворянин и ученый! — заявляет он хрипло, — И если мне суждено сгинуть на чужбине, то я не боюсь.
— Гаврилова сюда или Вильяма, — кричу я, вижу Джейн и добавляю, — готовьте койку в госпитале для Ивана Яковлевича. Предположительно, пневмония.
ХИМИК
Новый год для меня закончился. До утра возились с Химиком. Наш консилиум решил, что пневмония точно есть. Сулицин у нас в запасе. Но без антибиотиков любое воспаление легких превращается в смертельную опасность. У Алены запас мочегонных трав. С них и начали лечение. К утру сбили сильный жар. Раздобыли чеснока и сосновой смолы. Я обучил Химика глубокому дыханию и назначил три раза в день дышать с чесноком и живицей.
Часам к девяти я упал в плетеное кресло. Алена принесла завтрак. Но не тут-то было. С караваном пришла почта. Да еще и сообщили, что имеется курьер с посланием.
Завтрак я не бросил. Ко мне ввели небритого моряка с транспорта и оставили наедине.
— Позвольте представиться, подпоручик Иванов, — вытянулся он, — для вас пакет.
Я вытер руки от куриного жира и вскрыл конверт. Почерк Гурского.
«Дорогой Андрей Георгиевич! Уповаю, что послание мое застанет Вас в добром здравии и душевном расположении. После Вашего отъезда все страсти улеглись за исключением некоторых приключений господина Всеволжского. Если помните, он на бунт рабочих деньги выделил. По результату оных приключений господин сей приказал долго жить. А с ним и еще пятеро помощников. И спросить не с кого, потому как доверенный ваш Никифор исчез, а где появится, неизвестно. Но прошу не волноваться по этому поводу. За делом вашим присмотрят другие акционеры, а я уж возьму труд проследить, чтобы присмотр для вашей пользы оказался. И доказательством нашей старой дружбе будет сей караван, что прошел без затруднений. О чем и господин Бенкендорф ведает и вам благие пожелания велел передать».
Я отстранил листок на половине чтения. Намеки очень прозрачные. Один из акционеров сам Император, другие — его доверенные лица. И что захотят взамен? Поросший щетиной подпоручик смотрел на меня.
— Алена, покормите курьера, — крикнул я в коридор.
— Прошу прощения, — заволновался он, — приказано по прочтении сжечь послание, а от вас ответ получить.
— Ну тогда тут сиди и ешь, — пододвинул ему блюдо с курицей в яблоках.
«Имеются сведения, — читал я дальше, — что отношения со стороны Фатх Али-Шаха к Вашей персоне весьма теплые. В интересах Отчизны нашей Государь полагает не иметь более персов врагами, а напротив заручиться дружбой. И к обустройству оной необходимо усилия приложить всем друзьям Николая Павловича. К тому и его прямое пожелание имеется. Остальное устно передаст курьер».