Мы почти синхронно развернулись и разошлись.
За неделю мы освоились. Гаврилов с местными медикусами ведет прием пациентов отовсюду. Алена в местной школе провела занятие по естествознанию с упором на травы. А я стараюсь не выдавать чувств и не материться.
Вместо собственной земли, пусть и холодной, мне продали приходящий в упадок бизнес с гигантской социалкой и льготными, прямо пораженческими условиями для конкурентов. По договору скандальные преференции американцам и англичанам дали на десять лет, но что-то мне подсказывает, они не захотят с ними расставаться. И будет война на границах владений с компанией Гудзонова залива, ноты правительств и угрозы. Никаких шансов получить помощь от России у нас нет. И действительно, добро придется делать из зла, потому что больше не из чего.
Через неделю ко мне пришли три индейца и заявили, что меня ждут на соседнем острове.
Чем хорош бриг, так тем, что может идти на веслах. Прекрасное качество для узких проливов и каменистых гаваней.
Как уж меня отговаривал Барон Врангель! До обид и крика.
— Наши промысловые партии приходят без потерь. Радоваться тому надо, а не воду баламутить. Это не испанская колония с безобидными обезьянками в камышовых хижинах, которых в рабство забирают католики.
— Не имею русского терпения, — пожал я плечами, — мне нужна определенность. Либо так, либо сяк.
— Они вам ужо определят! Ладно, корабль при орудиях. Но сколько вас идет?
— Полсотни команды. Полсотни бойцов.
— Одумайтесь, Андрей Георгиевич! — Тряс меня за плечи Фердинанд Петрович, — это же человеческие звери! Во время войны что там крепости с десятками защитников? Сто пятьдесят два человека с ружьями, не последние стрелки, а промысловики. И сгинула партия. Всех вырезали. А самого удачливого промысловика, когда пленили, думаете, к себе переманили? Увольте от индейского милосердия. Пытали из зависти долго и тщательно. Не приведи Господь кому пережить.
— Но у них тоже есть понятия. Когда войну объявляли, сразу же не напали? Нечестно, по их устоям. Дали три месяца на подготовку. Я же не биться, поговорить иду.
— Сами сгинуть решили, — не слушает он меня, — Елену Петровну почто с собой тащите? Такая чудесная женщина, так они с моей Елизаветой Васильевной так сошлись. Такое умиление. Хоть ее оставьте.
— Не останется. Мы с ней одно целое, — погладил я рукоять револьвера.
— Что ж, две сотни соберем и мы. Не для помощи, а чтобы пленных вытащить при несчастливом исходе, — опустил голову барон.
На рассвете мы вышли. Легкий ветер разогнал туман и через два часа перед нами открылась бухта острова. Побережье полно узорчатых каноэ с шестами, флажками, черепами, перьями.
На берегу не менее пятисот индейцев. И неизвестно сколько в глубине острова. Со мной Алена, Кирилл, Алексей Гаврилов и полсотни бойцов.
Шлюпка спущена на черные волны. Ребята налегли на весла. Через десять минут я выпрыгнул на каменистый берег и подхватил жену на руки. Она в коричневом льняном платье, шубке и шапке из куницы.
Толпа расступается перед нами. Взгляды самые суровые. Нас ведут в селение. Деревянные дома поставлены вокруг площади с резными столбами. И на площади встречают нас шаманы. Очень древняя старуха отбросила поддерживающие ее руки и шагнула к нам. Позади нее древний дед с вороней головой над шапкой из перьев.
Старуха подошла ко мне, к Гаврилову, поводила руками. У Алены задержалась и неожиданно хрипло и коротко хохотнула. Затем ее морщинистая рука провела по лицу жены. Но Алена не смутилась. Напротив, прильнула к ладони. Старуха гортанно и протяжно что-то запела. Потом схватила Алену за руку и потянула к столбу с изображениями страшных рож. Под бормотание шаманка бросила что-то на четыре стороны. Индейцы отпрянули от нас назад и в недоумении переговариваются.
К нам подошел шаман в волчьей шкуре. Толмач перевел: «Вам можно пройти дальше. Твоя женщина останется с Великой Матерью».
Я демонстративно положил на камень у столба пистолеты и шагнул вслед за шаманом.
Индейское совещание назначено в длинном здании. Посреди горит очаг. По кругу сидят вожди.
— Что ты хотел сказать, чужой? — произнес, очевидно, главный.
Толмач перевел на всякий случай, но индейцы понимают русский хорошо. Говорят не очень, но некоторые почти чисто. Этому вождю перевод не требовался. И зовут его Красное Копье.
— Я хотел поблагодарить вас за ваше терпение и доброе отношение к пришедшим на вашу землю русским. Мои братья потеряли память и разум. Они стали подчиняться недостойным людям и забыли предков. Но не утратили силу. Из-за этого происходят многие горести в нашей стране и везде, куда они приходят.