– И в чем она заключается? – спросила я, раздумывая над тем, мерещатся ли моему другу шпионы или у него действительно есть основания бояться слежки.
Пока я мучилась этим вопросом, Натаныч продолжил:
– Вторая часть, по его мнению, предполагала контрольный полет в семидесятые, потому что именно этот период, как я понял, вызывал у него какие-то сомнения. Потом он спросил, имел ли я возможность в своей реальности лично общаться с каким-нибудь государственным деятелем. Я ответил, что однажды пересекался с Косыгиным, а потом, когда испытывал программу, летал в 1974 год и общался с ним, так сказать, более предметно в течение часа.
– И что он тебе на это ответил?
Натаныч захихикал и потер руки:
– Вот я тебе скажу, и ты не поверишь! Потому что ты не знаешь, что это был за человек!
– Кто? Косыгин?
– Ну не Сталин же! Про него тебе уж, наверное, больше меня известно! Ясное дело, Косыгин. Так вот. Твой любимый вождь сказал мне, чтобы я отправился в 1974 год и попробовал выяснить, что там делает Косыгин, и если он занимает хоть какой-то важный пост… То я должен с ним поговорить. И теперь главное!.. Ты помнишь, кто в 1939 году стал наркомом текстильной промышленности?
– Косыгин твой драгоценный. Ну и что?
Натаныч с победным видом вскочил со стула и, как водится, стал бегать взад-вперед:
– А вот то! Что либо Сталин где-то об этом прочитал, либо Косыгин стал наркомом на два года раньше. Короче говоря, эта фамилия твоему благоверному была хорошо знакома. Поэтому он сообразил, что вполне может использовать Алексея Николаевича в качестве своего информатора. Он быстренько написал для него записку и отдал мне.
– Ага! И Косыгин, конечно, поверит в этот бред и напишет Сталину рапорт о том, что происходит в стране?
Натаныч расхохотался:
– А почему нет? Ведь мы говорим о совершенно иной реальности. Получается, что вариантов существует море. Например, Сталин вполне может вызвать Косыгина перед смертью и заранее предупредить о моем визите. Ну или еще что-то такое сделать.
– И что в этой записке? – спросила я, понимая, что начинаю путаться во всех этих временных парадоксах и полетах туда-обратно.
Мой друг вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое конверт и помахал им в воздухе:
– Вот этот исторический документ. Только не думай, что я разрешу тебе его читать! Я не такой дурак, чтобы к Косыгину с распечатанным конвертом идти.
Я ушам не могла поверить.
– Ты же форменная свинья, Натаныч! – От бессильной злости я треснула кулаками по подушкам и выбила облака пыли. – Как мои письма и сталинские завещания вскрывать, так это ты первый, а когда дошло до Косыгина, так ты в кусты? Он тебе отец родной, что ты его так обожаешь? Это тебя расквасило из-за того, что он тебе в реальном 1974-м руку пожал? Да кто он вообще такой, чтобы так к нему относиться?
Натаныч спрятал письмо в карман и сложил руки на груди:
– Можешь поливать его сколько душе угодно. Я считаю, что он был честный человек. Он не любил Хрущева, ненавидел Брежнева. Проводил гениальные экономические реформы… И, между прочим, не только не был репрессирован, как ожидали многие недоброжелатели, а был продвинут по службе еще в эпоху сталинского правления, то есть при непосредственном участии твоего муженька.
– И с каких это пор тот факт, что человек не был при Сталине расстрелян, стал для тебя показателем честности? Раньше ты по-другому считал!
– Не придирайся к словам!
Я махнула рукой и встала с кровати:
– Мне все ясно. Ты офигел от любви к своему Алексею Николаевичу. И сейчас полетишь в 1974 год непонятно на сколько часов.
– Ты права! – кивнул Натаныч. – Я отправляюсь в прошлое, а ты можешь идти отдыхать. Позвоню, как только вернусь. И чтобы ты не беспокоилась, я тебе клянусь, что не телепортируюсь в 1937 год, пока не поговорю с тобой.
На этом мы и распрощались. Мне дико хотелось попасть на дачу к Сталину, но это было невозможно…
* * *Придя домой, я обнаружила, что уже полпервого ночи. Теперь Натаныч по моему примеру решил сбить себе режим и маханул на десять часов в разгар дня 1974 года. От нечего делать я легла спать, а утром мучительно ждала, когда наконец сталинский посланец вернется со своего партийного задания. В одиннадцать раздался телефонный звонок:
– Я к тебе с пионерским приветом! Приходи, буду о гениальности Отца народов рассказывать.
Через минуту я была у него в квартире.
– Ты действительно там Косыгина нашел? – спросила я, садясь на кухонную табуретку.