«Ну или я не прав. — добавил он рассмеявшись. — Я всё же в таких же условиях, что и вы.»
«Голод.» — подумал Раткин, остановившись напротив кафешки.
Люди за низкими столиками, у самых окон, выставленные напоказ для глаз прохожих. Ступени, отделанные скользкой плиткой, стеклянная дверь с желтой круглой меткой по центру. Блестящие перила, расхристанный, потёртый резиновый коврик на входе.
Мимо прожужжала, взметнув пыль, уборочная машина. Раткин перешёл улицу, быстро взбежал вверх по ступеням. Столик занял напротив окна, заказав себе пиво с закуской.
Тем временем девушка продолжала:
«Всё открыто, — Говорила она, и наушник неприятно гудел от ее слов. — я буквально могу взять все что мне нужно в два клика. Проверить всё, обсудить, разобраться в спорном вопросе, или вот как вы, Кристина, пригласить к себе эксперта или ученого на подкаст и тут же его расспросить, поставив для других удобную информацию.»
«Это да, — сказала Кристина улыбаясь, — А я еще раз напоминаю, что с нами сегодня специалист по гендерной нейролингвистике и соционике Лизавета Кох».
«Но самое главное, — продолжила Лизавета говорить о трансформации. - Это то, что в совместной деятельности, как говорят нам психологи, стирается граница свой-чужой. И даже само присутствие в соцсети постепенно переплавляет общество и культуру. Вы же заметили, как изменился интернет за последние несколько лет, верно?»
«И как их тогда различить между собой, если все глубоки и открыты?» — Заметил мужчина.
Принесли заказ. Раткин хотел что-то спросить у официантки, и даже вынул один из наушников, но она, улыбнулась и ушла так же быстро, как и появилась.
«А как вы считаете, — продолжила Кристина — сколько времени потребуется для такой трансформации? Ведь все равно, большое количество людей вне соцсетей и интернета...»
«Мне кажется, что у зумеров уже все будет иначе. — ответила Лизвета — Ведь эти дети с пеленок в соцсетях. Поколение — два.»
«Нужно всех скорее загонять в соцсети.» - Весело сказала Кристина
«Ну, да. — Согласилась вторая. — Будущее это только возможность, но выбор всё же за нами.»
Мужчина в ответ рассмеялся.
Раткин задумался, и мысль его увлекала все дальше и дальше их разговора. Он пытался припомнить сегодняшний день, но все никак не мог сосредоточится.
Трансформация - отдавалось в его голове - изменение, новое общество...
А также ее, Кристины, глаза, что смотрели прямо на него.
Впереди, за окном, в прорехе между домами виднелся в темноте утопающий дворик. Там почти не было машин, не было людей. Едва различимые стояли под окоченелыми яблонями качели на детской площадке.
Оконным светом проглядывал из-за них горбатый силуэт дома.
«Эмпатия...» - выхватил Раткин из их разговора, всматриваясь в окна в черноте двора. Дом такой же как и его.
Свет в среднем окне, на первом этаже, с самого краю. Там висели какие-то зеленоватые шторы, отчего свет казался невесомым, призрачно-изумрудным. Остальные окна этой квартиры черны.
Ровно в такой же, как раз напротив самого Раткина живет бабка, что постоянно смотрит в глазок. И даже шторы похожи. А когда не смотрит, то выходит на лестничную клетку, прямо к нему под дверь и долго там стоит, то ли прислушивается, то ли что-то рассматривает.
«Как дом не выбирай, - Подумал про себя он – Все равно одна бабка будет в комплекте.»
Сколько раз, он сам по долгу торчал у своей двери, прилипнув к глазку. Сколько раз пытался понять, чего она хочет. Но стоило ей сказать что-нибудь, или коснуться ручки двери, как та, оголтелая, со всех ног бежала к себе домой.
«Эмпатия, - Покачал он головой, потягивая пиво – Какая тут эмпатия, Кристина? Стоит мне выйти, за почтой или посмотреть счетчик, я буквально нутром чую ее. Как она стоит и сверлит меня взглядом через этот ненавистный глазок.»
Он улыбнулся. Картошка, что принесли к пиву, была изумительная, хрустящая в меру и не сухая, солоноватая равно настолько, насколько это было нужно.
«Знаете, Кристина, - Продолжил он шепотом – Она даже со мной не говорит. Я иногда делаю вид, что ухожу, спускаюсь по лестнице, а сам встаю у ее двери. Клянусь, я слышу, как она дышит. Вот зачем это делать? Я же уже ушел. А она все равно стоит и смотрит.»
У него в наушниках мужчина смеялся, и постоянно повторял:
«Ну что за дикость? Ну. Верите ли вы в такое?»
Переслушивать, о чем это они говорили, Раткин не стал, потому что мысль влекла его дальше.