– Ир, ты Лилю к трубочке позови. Чего-то я давненько ее не слышала.
– А… А Лилички нет… она… Клавочка! Она же за границу уехала, отдыхать! Привет тебе передавала, – бездарно врала Ирина Адамовна.
Клавдия была женщиной прямолинейной и не терпела, когда другие врут.
– Ты мне, Ириша, приветами настроение не порти. Вот у меня уже и давление запрыгало, потому что я даже отсюда вижу, как ты врешь! И в кого ты только такая уродилась – врешь и врешь! И кому? Мне! Забыла, как я тебя из тюрьмы вытянула?
Ирина в трубке засопела. Клавдия и в самом деле не так давно вытащила ее из неприятной ситуации.
– Ой, Клавочка, и правда забыла! – защебетала лгунья. – Забыла, а вот теперь вспомнила! Лиля и не за границей вовсе! И не отдыхает! И никаких приветов тебе отродясь не передавала, с чего бы? Она у нас по делам, в крольчатнике. Там Мадонна должна окролиться, так вот Лиле сейчас там самое место!
– Самое место для Лили возле мужа! Тем более сейчас! – не выдержала Клавдия очередного вранья сватьи. – Ты что – не читала газету? Там твоя дочь черт-те каких дел наворотила, а теперь у кроликов прячется!
– И ничего она не воротила! – кинулась защищать дочь Ирина Адамовна. – А только к мужу она пока не может вернуться, пока ее честное имя не будет отмыто! Нет, это же надо такое придумать – наша девочка кого-то там отравила!
– И я про то же! Ей надо здесь бучу поднимать, судить этого борзописца, а она…
– Ага – надо! А если она боится?! Это хорошо, когда они с Даней вместе были, ей тогда ничего не страшно было, а теперь они поссорились, и куда ей?! Сама она не знает, куда податься, кто ее защитит? Ты, что ли?
– Да хоть бы и я! – выпятила грудь Клавдия. – Да только как ее защищать, когда она там с Мадоннами кролится? Ни поговорить с ней, ни порасспросить… Кстати, а какую подругу она прикончила?
В трубке долго пыхтели, потом оскорбленный голос произнес:
– Она никого не приканчивала, между прочим…
– Да я знаю, знаю. Ну кто та бедолага-то, которая умереть надумала? Что за подруга? Где живет? Как зовут?
– Откуда я знаю? – взорвалась Ирина, вероятно, догадалась, что Клавдия уже приступила к допросу. – У нее и не было никаких подруг. Все только «Данечка, Данечка!». Вот я тебе ее завтра привезу, а ты уж сама у нее выясняй.
Ирина определенно тяготилась беседой. Да и голос «за кадром» уже нетерпеливо гнусавил, чтобы она «бросала болтать, потому что все свечи уже сгорели совсем. И что это за романтический ужин вдвоем, когда Ирина болтается на телефоне черт-те с кем?»
Клавдии не понравилось замечание про «черт-те с кем», однако воспитывать наглеца сейчас она не собиралась, еще будет время, а потому попрощалась и отключилась. Похоже, этот возлюбленный у сватьи задержится надолго. Уж как-то так получалось, что чем развязнее мужик, тем больше он нравился ветреной сватье. Опять же – какой ни есть, а банальный ужин при свечах устроил. И где там Кака?
– Кака! А может, и нам эту колбаску… при свечах? Получится нежный ужин на двоих… – мечтательно закатила глазки к потолку Клавдия.
Но все ее мечты разбились от напористого звонка в дверь.
На пороге радостно сияла новенькой вставной челюстью любезная свекровь Клавдии – Катерина Михайловна, вместе со своим спутником жизни Петром Антоновичем. Клавдия только шмыгнула носом, и жизнь для нее окрасилась в мышиные тона.
Катерина Михайловна растила Акашу одна, мальчика лелеяла, пестовала и сдувала пылинки. Невестка ей виделась непременно кроткой, смиренной девушкой с высшим образованием, с мощной зарплатой, с закоренелыми навыками хозяйки и с вытянутыми губами – дабы еще пуще сдувать пыль с драгоценного Акаши. Ничего общего с этим портретом Клавдия не имела, и поэтому долгое время свекровь выражала свое неудовольствие вдалеке от родного сына, даже в другой город переехала. Однако с годами она вдруг прозрела и поняла, что жить под теплым крылышком презренной невестки куда как удобнее и сытнее, нежели на скудную пенсию, и поэтому, быстренько полюбив Клавочку, перебралась к сыну на постоянное жительство. Клавдию такая перемена повергла в уныние, однако не выгонять же старушку, тем более что жили они с Какой в доме Катерины Михайловны. Оставалось только уповать на милость судьбы, то есть на то, что милейшая Катерина Михайловна возьмет да и выиграет какой-нибудь домишко или же сдуру выскочит замуж на старости лет. А у ее избранника, откуда ни возьмись, вдруг окажется своя квартира, и «молодые» съедут к супругу. Судьба вняла молитвам Клавдии Сидоровны, и свекровь на самом деле взяла и вышла замуж за Петра Антоновича. И у того действительно оказалась своя квартира. «Молодуха» съехала к мужу, а Клавдия облегченно выдохнула. Однако на этом подарки судьбы закончились. Это Клавдия и Акакий поняли сразу, как только к ним вместе с чемоданами заявилась матушка с новеньким мужем – свою квартиру старички решили сдавать в аренду, дабы копилась денежка, а сами придумали пожить у деток.
Долго скрипели зубами по ночам осчастливленные детки, но вот недели две назад из далекой провинции, где-то под Краснодаром, пришла скорбная весть – Петру Антоновичу срочно предлагалось выехать в родные пенаты, потому как его престарелая матушка девяноста семи лет всерьез решила перебраться в мир иной. Для этого ей необходимо попрощаться с родной кровинушкой, то бишь с Петром Антоновичем, и огласить ему свое завещание. Предполагалось также, что кровинушка достойно упокоит матушку, справит положенные девять, а позже и сорок дней, затем получит все, что предписано по завещанию, а уж потом, переполненный скорбью и печалью, отбудет восвояси. По самым скромным подсчетам, поездка на родину должна была продлиться не менее полутора месяцев. Естественно, на такой срок Петр Антонович не мог оставить горячо любимую супружницу в одиночестве, засобиралась и Катерина Михайловна. Клавдия и Акакий боялись даже радоваться, дабы не спугнуть нежданную удачу. И только когда достойная парочка прислала телеграмму о том, что добрались нормально, Распузоны расслабились. И, как выяснилось, напрасно. Не прошло и двух недель, как вот вам, пожалуйста, – в дверях все те же радостные лица!
– Клавочка, а вот и мы! – осчастливила свекровушка, толкая в прихожую грязноватый баул. Затем пригляделась к невестке и недовольно заметила: – Ты совершенно отвратительно выглядишь, вон какие брылья отвесила, и глаза, как у больной собаки. Я понимаю, тебе без нас было тоскливо, но уже все, хватит скучать, мы вернулись. Зажги же в очах искры восторга.
– Вообще-то, мамаша, до этого момента они у меня горели, – не сдержалась Клавдия. – А чего так скоро? Где положенные сорок дней?
– Прекратите кощунствовать, – втискивался в маленькую прихожую Петр Антонович. – Моя матушка вовсе не собиралась помирать! Она здравствует, полна сил, энергии…
– …Только немножко из разума выжила, – заворчала Катерина Михайловна. – Представь, Клавочка, она хотела таким образом познакомиться с невесткой, то есть со мной, и самое непостижимое – я ей не приглянулась! Она сказала, что я профурсетка!
Воспоминания о знакомстве, видимо, были настолько тяжелыми, что свекровь сбросила пальто на пол, остервенело скинула сапоги и, высоко задрав голову и растопырив руки, унеслась рыдать в санузел. Вероятно, ей казалось, что в данный момент она очень похожа на трепетную бедную Лизу.