Выбрать главу

Катрин прикрыла глаза, безуспешно пытаясь сдержать набежавшую слезу. Она снова увидела грот в глубине узкой долины, служивший рвом для Вентадура, который стал прибежищем для пастухов. Здесь она родила сына. Перед глазами Катрин возник красноватый свет костра и высокий силуэт Арно, загородившего ее от бандитов. В памяти всплыло треугольное лицо Вилла-Андрадо, стоявшего на коленях перед ней:

В его глазах светилось вожделение. Он прочитал поэму, слова которой она забыла, как и самого галантного врага. Потом он прислал ей корзину с провизией, чтобы поддержать убывающие силы матери и ребенка. Она вспоминала бы его с признательностью, если бы не страшный сюрприз, уготованный им, — сожженный дотла и разрушенный лейтенантом Валетом по приказу Вилла-Андрадо замок Монсальви. Бернар д'Арманьяк повесил Валета, но от этого преступление хозяина не стало менее тяжким. И теперь он приближался к Карлату, он, бывший живым воплощением несчастий, преследовавших семью Монсальви.

Открыв глаза, Катрин увидела, что брат Этьен стоял рядом. Спрятав руки в рукава, монах внимательно наблюдал за движением вражеской колонны. Ей показалось, что легкая улыбка пробежала по его губам.

— Эти люди вас забавляют? — спросила она холодно.

— Забавляют? Это слишком сильно сказано. Они меня интересуют… и удивляют. Странный человек этот Кастилец! Такое впечатление, что Бог наградил его даром вездесущности. Готов поклясться, что он был в Альби, где жители его вовсе не ожидали. С другой стороны, какой-то человек в Анже уверял меня, что этот вонючий шакал…

— Соответствует ли такое выражение вашему сану, брат Этьен? — спросила Катрин, делая акцент на слове «брат».

Монах покраснел, как девушка, но затем широко улыбнулся ей.

— Вы тысячу раз правы. Я хотел только сказать, что мессир де Вилла-Андрадо провел зиму в Кастилии при дворе короля Хуана. Совершенно очевидно, что в Анже к нему не будет проявлена снисходительность… и я хочу, чтобы вы прислушались к королеве Иоланде, когда она говорит о нем. Ц вот он здесь. Зачем он пришел?

— Думаю, что об этом мы скоро узнаем. Толпа вооруженных людей уже подошла к крепостным стенам. Всадник с флагом направил свою лошадь к основанию скалы, на которой был построен замок. За ним следовал другой, в необычном красно-золотистом костюме глашатая, изрядно потрепанном во время зимних переходов. Отряд держался поодаль. Приблизившись к частоколу, опоясывающему скалу, оба всадника подняли головы.

— Кто здесь командует? — спросил герольд, поставив огромный кожаный сапог на парапет.

Кеннеди прокричал:

— Я, Хью Аллан Кеннеди из Кленигла, капитан короля Карла VII, защищаю этот замок, принадлежащий графу д'Арманьяку. Имеете что-нибудь против этого?

Растерявшийся герольд пробормотал что-то, прокашлялся, затем горделиво поднял вверх голову и закричал:

— Я, Фермозо, боевой сподвижник мессира Родриго де Вилла-Андрадо, графа Рибальдео, сеньора де Пусинана, де Тальмокт и де…

— Достаточно! — оборвал шотландец. — Что хочет мессир Вилла-Андрадо?

Андрадо, считая, что переговоры затянулись, подъехал ближе и поставил коня между герольдом и древком воткнутого в землю флага. Под откинутым забралом шлема, украшенного двумя золотыми крыльями, венчиком и красными щитками, Катрин, укрывшаяся за каменным зубцом, видела, как блестят его острые белые зубы в обрамлении короткой черной бороды.

— Хотел бы нанести вам визит, — любезно сообщил он, — и побеседовать.

— Со мной? — спросил Кеннеди с сомнением.

— Нет! Но не думайте, что я гнушаюсь вами, мой дорогой Кеннеди. А дело у меня к графине де Монсальви. Я знаю, что она здесь.

— Что вы хотите от нее? — спросил шотландец. — Мадам Катрин никого не принимает.

— То, что я собираюсь ей сказать, я, с вашего разрешения, скажу ей сам. И надеюсь, она сделает исключение для человека, прибывшего издалека. Заметьте, я не уеду, «е поговорив с ней.

Не показываясь, Катрин прошептала:

— Нужно узнать, что он хочет. Скажите, я приму его… но одного. Пусть он войдет, но без сопровождающих… Это даст время нашим добраться до места.

Кеннеди сделал знак, что понял, и продолжил переговоры с испанцем, тогда как Катрин вместе с Сарой и братом Этьеном ушла со стены. Она приняла решение не колеблясь, потому что Вилла-Андрадо был человеком де Ла Тремуйля, а она умела смотреть в лицо опасности. Если Кастилец представляет угрозу, — а она думала, что иного быть и не может, — то тем более в этом надо немедленно убедиться.

Через некоторое время Родриго де Вилла-Андрадо, сопровождаемый пажом, несшим его шлем, вошел в большой зал, где Катрин ожидала его. В окружении Сары и брата Этьена она сидела в кресле с высокой спинкой, приподнятом на пьедестале. Сложив красивые руки на коленях, распрямив плечи, графиня де Монсальви смотрела в упор на непрошеного гостя. При виде величественной дамы, напоминавшей скорее статую в черном, испанец, застигнутый врасплох, остановился на пороге, а затем уверенным шагом приблизился к ней. Улыбка победителя, с которой он появился в дверях, потухла, как гаснет свеча от порыва ветра. Бросив быстрый взгляд на Катрин, он согнулся почти до земли.

— Мадам, — сказал он певучим голосом, — соблаговолите принять благодарность за эти мгновения, которые вы милостиво дарите мне. Но я хотел бы поговорить с вами один на один.

— Мессир, вы хорошо понимаете, что я не могу пожелать вам быть гостем, прежде чем не узнаю, что привело вас сюда. Более того, мне нечего скрывать от Сары, воспитавшей меня, и брата Этьена Шарло, моего исповедника.

Монах сдержал улыбку при этом явном обмане, но не стал мешать ей, видя, что испанец рассматривает его с подозрением.

— Я знаю брата Этьена, — пробормотал Вилла-Андрадо. — Мессир де Ла Тремуйль дорого бы заплатил за его старую шкуру и седую голову.

Катрин вскочила словно ужаленная. Гнев залил ее лицо, и она выпалила с возмущением:

— Какая бы ни была причина вашего появления здесь, сеньор Вилла-Андрадо, знайте, что начинать визит с оскорбления тех, кого я глубоко уважаю и кто мне дорог, не сулит нам ничего хорошего. Поэтому будьте любезны, скажите нам прямо о цели вашего визита.

Несмотря на то, что кресло Катрин было приподнято на высоту двух ступенек, его лицо оказалось на уровне ее лица, и глаза, запылавшие бешеным огнем, готовы были испепелить черную вуаль. Но он принудил себя улыбнуться.