Теперь было очень светло. Показываться в окне стало опасно, хотя ей очень хотелось. Она жаждала снова увидеть это лицо с трогательной улыбкой, обращенное к ней… Она е же посмотрела в окно и с сожалением вздохнула. Улица была пустынна. Пьер исчез… Катрин медленно прикрыла окно и жалюзи, зажгла свечу. Взяла в руки букет, лежавший а столе, и снова, закрыв глаза, вдохнула пьянящий запах Цветов. Трепетный голос, только что звучавший в темноте все еще звенел в ее ушах. Она старалась поймать его эхо, как вдруг…
— Удивительная это гостиница… — раздался хриплый голос Сары, которая проснулась от яркого лунного света. — Я и не заметила, как он бросил сюда эти розы.
Оторванная от своих размышлений, Катрин метнула на нее гневный взгляд, но тут же рассмеялась. Сара сидела на кровати. Темные с проседью косы лежали у нее на груди, в глазах светились насмешливые искорки.
— Красивые, да?
— Очень красивые. Бьюсь об заклад, что они прибыли прямо из замка и принес их некий сеньор.
— Не буду спорить… Так оно и есть… Это он бросил мне букет.
Легкая улыбка исчезла с лица Сары. Она грустно покачала головой,
— Ты уже зовешь его «он»? — Катрин залилась краской и отвернулась, чтобы не выдать своего замешательства, затем стала раздеваться. Она ничего не ответила, но Сара хотела получить ответ.
— Скажи мне правду, Катрин. Что ты испытываешь к этому красивому белокурому шевалье?
— Что я могу сказать? Он молод, красив, как ты правильно сказала. Он спас мне жизнь, и он меня любит. Я нахожу, что он очарователен. Вот и все!
— Вот и все! — эхом отозвалась Сара. — Это уже много! Послушай, Катрин. Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, что ты пережила и как ты страдаешь от одиночества, но…
Сара заколебалась, опустила голову, зная, что ей нелегко будет это сказать. Катрин освободилась от платья, упавшего к ногам, и нагнулась, чтобы поднять его.
— Говори дальше, — попросила она.
— Только смотри, чтобы тебе не стало плохо. Я признаю, что красивый сеньор имеет все, чтобы покорить женщину, и убеждена, что его любовь искренна и он мог бы внести в твою жизнь спокойствие. Я знаю, что он буде любить тебя, а ты будешь любить его. Но… ты не будешь счастливой с другим человеком, потому что мужчина, чьи фамилию ты носишь, слишком глубоко затронул твое сердце и ты не сможешь забыть его.
— Кто говорит забыть? — пробормотала Катрин не» уверенным голосом. — Как же я могу забыть Арно, если я жила только для него?
— Вот именно. Позволив уговорить себя жить отныне для другого. Повторяю, я знаю тебя: если ты позволишь себе идти дальше, рано или поздно старая любовь вернется, предъявит свои права. Образ Арно уничтожит другой, ты останешься совсем одинокой, еще более отчаявшейся, будешь мучиться от угрызений совести…
Стоя в своей длинной белой рубашке и устремив куда-то вдаль невидящий взгляд, Катрин, казалось, думала о своем. В ответ на упреки Сары она прошептала с горечью:
— Но ведь именно ты советовала мне не терзаться и не отказываться от удовольствий после той ночи, проведенной с Феро? Вероятно, ты была столь терпима, потому что он принадлежал твоему племени?
Сара побледнела. Гнетущая тишина повисла в комнате. Цыганка медленно встала и подошла к Катрин.
— Нет, не потому, что речь шла об одном из моих соплеменников. А потому, что я хорошо знала — у Феро нет никаких надежд. Удовольствие же для того, кто молод и здоров, не во вред. Оно освобождает дух, облегчает тело, греет кровь и быстрее гонит ее по жилам, тогда как любовь порабощает и даже разрушает… Если бы я знала, что твоему сердцу ничто не угрожает, я сама подтолкнула бы тебя к нему. Несколько ночей, проведенных в страсти, пошли бы тебе на пользу, но ты не из тех, кто отдает себя без нежных чувств. И это вызовет еще большие страдания затворника из Кальве, твоего супруга! Ему необходимо знать, что ты принадлежишь ему. Все тебя считают вдовой, а вдовье одеяние вводит саму тебя в заблуждение. Для всех, даже для закона и церкви, ты вдова, потому что, войдя в лепрозорий, он навсегда покинул этот мир. Но он существует, Катрин, он еще живет, и лучше всего ему живется в твоем сердце. Если ты его оттуда изгонишь, тогда он действительно будет мертв. Но ведь ты ничего подобного не сделаешь!
Стоя позади Катрин, Сара не видела ее лица. Но пока она говорила, белокурая, коротко остриженная голова, склонялась все ниже. Слова верной Сары эхом отзывались в сердце молодой женщины, разъедая плохо зажившую рану. Катрин скорбно заметила:
Ты очень жестока, Сара. Я ведь только вдохнула Аромат роз.
Нет, душа моя. Ты всегда была честной к себе и к другим. Будь такой же и сейчас. Ты позволила чувству признательности увлечь себя на опасную тропу, которая овсе не для тебя. Твоя тропа ведет в горы Оверни к Мишелю к замку Монсальви.
Она ласково привлекла к себе молодую женщину, положила ее голову себе на плечо и погладила по мокрой от слез щеке.
— Не сердись на старую Сару, Катрин. Она отдала бы свою жизнь и свою часть рая ради того, чтобы видеть тебя счастливой. Она любит тебя как родную дочь. Но, — добавила Сара с дрожью в голосе, — ты должна знать, что она отдала часть своего сердца твоему супругу, этому гордецу Арно, слепленному из страсти и страданий, которого она однажды ночью видела рыдавшим, как ребенок, оплакивающим свою разбитую жизнь и приговоренную любовь… Ты помнишь?
— Замолчи, — всхлипывала Катрин. — Замолчи! Ты знаешь, что никакой мужчина не сможет занять его место. Никогда! Что я никого не смогу любить так, как любила его! Как люблю его и поныне!
Она говорила искренне, но тем не менее не могла забыть этот блеск улыбки, это сверкание голубых глаз…
Там, наверху, на башне, колокол Мари-Жавель пробил полночь. Сара нежно, но настойчиво подтолкнула Катрин к кровати.
Букет роз остался лежать на столе.