— Зато остальное есть, так?
— Ага.
— Тогда поехали.
Через час я смотрела на себя в зеркало и поверить не могла, радостно хлопая в ладоши, ведь то, что сотворила со мной Афанасьева, не иначе как шедевром назвать было нельзя. У меня был натурально землистый цвет лица с ярко выраженными болезненными синяками под глазами, словно бы я не спала века два или даже три, изучая тригонометрию и латынь. Один назревающий прыщ на лбу и еще один такой же на щеке. Сухие, обветренные губы и едва заметная растительность над верхней губой, в которой прямо читалось слово «зануда». Ну и довершали образ безобразные круглые очки в роговой оправе и волосы, заплетенные в две унылые косички по бокам, в пробор между которыми подруга насыпала нечто до боли похожее на перхоть.
— Офигеть, Афанасьева, ты реально сотворила чудо!
— Не благодари, — раскраснелась от удовольствия Машка, складывая руки на груди и аж распухая от гордости.
— Ну, кто на свете всех милее? — продолжала я кривляться собственному отражению.
— Конечно, ты, Ветрова, — хлопала в ладоши подруга.
— Одна беда — Кощей видел меня после ночного клуба совсем в другом амплуа, — огорченно скривилась я.
— Пф-ф-ф, ну скажи, что просто тогда была после апгрейда, но он тебе пришелся не по душе.
— Точняк, — кивнула я и слезла с высокого стула, подходя к своему рюкзаку и доставая из него недостающий кусочек пазла унылой папиной дочки — почти монашеское шмотье: юбку в пол цвета детской неожиданности, темно-коричневую рубашку с рюшками и воротом под самый подбородок, клетчатую безрукавку, усыпанную катышками и, конечно же, белые носочки с сандалиями на манер восьмидесятых.
— Срань господня, — захохотала Машка, когда я облачилась во все эти скучные одежки.
— Мне тоже нравится, — покрутилась я вокруг собственной оси и подмигнула своему отражению.
— Твой Кощей сбежит от тебя, сверкая пятками, сразу, как только увидит.
— Ага, — кивнула я, — предварительно обгадившись до смерти от страха.
Мы обе подавились смехом так, что у меня аж слезы на глазах выступили. Затем я еще раз сердечно поблагодарила Машку и покинула ее гостеприимную квартиру, торопясь не опоздать на свидание века. Но уже перед выходом еще раз пересеклась с тетей Леной, которая при виде меня перекрестилась и совершенно резонно уточнила:
— Дашенька, все ли с тобой в порядке?
— Теперь да, — кивнула я и, в последний раз обнявшись с Машкой, побежала вершить великие дела.
Преисполнившись образом Кати Пушкаревой, я уселась в свою красную машинку и включила на всю катушку Бритни Спирс, стараясь по максимуму вжиться в роль. И покатила в ресторан «Белый кролик», стены которого, очевидно, такого позора в жизни не видывали.
Припарковалась. Прошла в прохладный, пахнущий розами и роскошью холл заведения и направилась к ошарашенному хостес, который смотрел на меня со смесью брезгливости и недоумения.
— Добрый день, — улыбнулась я парню, на бейджике которого каждому сообщалось, что он Юрий.
— Добрый, — улыбнулся он мне, — вы, наверное, вошли не в ту дверь?
— Отнюдь, — пождала я плечами и перехватила подмышкой поудобнее свой ридикюль, который еще вчера урвала в антикварном магазине: матерчатый, потрепанный жизнью и молью, а еще также уставший от всего этого концерта, как и я. — Столик на Хана. Возможно, меня уже ждут.
— Ах, в таком случае прошу прощения, — склонился в извиняющемся поклоне парень и дал знак следовать за ним, пока мы не добрались до столика у окна и с видом на величественное здание Министерства иностранных дел.
Нет, ну вау, конечно, да только вид самого Макса Хана при моем приближении был куда как более захватывающим. Ибо парень форменно потерял челюсть и округлил глаза до такой степени, что я побоялась за то, что они просто вывалятся из орбит.
— Привет, — кивнула я ему, шлепнула на стол свой позорный ридикюль и уселась напротив, полностью довольная произведенным фурором.
Вот только счастье мое длилось недолго, потому что чертов Кощей снова принялся играть не по правилам. Эх, береги шары, парниша, я тоже еще тот тертый калач...