А потому я не придумала ничего лучше, как тихонечко и максимально бесшумно надавить на ручку и приоткрыть дверь, как было. Нет, я не собиралась выпрыгивать или что-то в этом роде, но должна была знать, когда путь к спасению будет доступен.
Вот только удача мне так и не улыбалась, а пытки продолжались.
— Слушай, красивая моя, ты меня так ушатала, что мое серое вещество сварилось вкрутую. Напомни-ка, будь другом, как там тебя зовут? — услышала я голос Хана из-за двери и ушам своим не поверила. Он что, серьезно сейчас и вот так хладнокровно в лоб переспрашивает имя той, которую только что оприходовал, как... как... ну по-всякому?
Ну совесть же надо иметь!
Это же как минимум неприлично. А как максимум по-свински! Я, конечно, слышала, что парни бывают гадами, но не такие взрослые и уже состоявшиеся, как этот. Унижать подобным образом девушку, которая тебе доверилась — это просто дурной тон и недостаток воспитания.
Не верю, что у дяди Марка и тети Тани, милейших на свете людей и закадычных друзей моих собственных родителей, уродился вот такой персонаж. Нет, конечно, я несколько раз краем уха слышала недовольное бурчание Ханов-старших по поводу своего сына, но не думала, что все так запущено.
Хотя чего я удивляюсь — в семье не без урода, как говорится.
А сам Макс, наверное, думает, что типа мачо, да? Крутой: получил и выбросил? Пф-ф-ф, вот не знала я этого человека и чудесно себя чувствовала. А теперь будто бы испачкалась.
Ну такое...
— Я — Полина, ты чего? — истерично и на московский манер потянула девица, натянуто рассмеявшись. А у меня холодок по спине пробежал.
Один в один также коверкала слова моя преподша по истории — Полина Леонидовна Казарина. Она же Полина Людоедовна. Она же Коза. Она же боль всего нашего потока по женской линии и моя, в частности, потому, как только одна эта женщина смотрела на меня, словно на отбитую на всю голову блондинку, и перманентно отправляла на пересдачи. Я всю зимнюю сессию закрыла на отлично, половину вообще «автоматом» поставили, а тут, как проклял кто. А теперь, всего через несколько дней мне светит повторный экзамен у нее же, и не факт, что все пройдет также «гладко» как и в первый.
Короче, если кратко, то мы ненавидели друг друга люто и предельно взаимно.
Пригляделась получше, ведь теперь к лунному свету добавился еще один источник — из ванной комнаты, и вот тут я отчетливо рассмотрела, кто есть кто, и окончательно выпала в нерастворимый осадок. Ну точно, ошибки быть не может: Макс Хан оприходовал Козу!
Мать моя женщина!
— Точно, Полина! И как я мог забыть? — услышала я смех Хана, и у меня с головы до ног обсыпало липкими мурашками. Причина? Ужасна по своей сути, ибо только дураку не было бы понятно, что Хан откровенно потешался над своей любовницей, но при всем этом, тон его был настолько пропитан медом, что казалось, будто бы он произнес комплимент чистой воды.
Ну какая же сволочь, а?
— Ты такой дурашка, — в тон ему начала хихикать Казарина, пропуская мимо ушей очевидное оскорбление. Огладила Хана по плечу, но этот голозадый прохиндей ее жест напрочь проигнорировал и промаршировал прямиком куда-то в прихожую, но тут же вернулся, только уже с телефоном в руках.
Уселся на диван, широко расставив ноги в стороны, а я тут же отвернулась, приказывая себе забыть то, что видела. Ну вот зачем я, глупая размазня, туда вообще глаза свои вперила? Теперь мучайся кошмарами: все-таки страшненько там все у мужиков устроено — какие-то ошметки кожаные болтаются.
Тьфу...
Но видимо, этот только мне детородный орган Хана пришелся не по вкусу. Казарина вот тут же между его ног приземлилась, соблазнительно накручивая бедрами восьмерки и давай его волосатые бедра наглаживать.
— Что ты там делаешь?
— Вызываю тебе такси, Полина, — даже несмотря на девицу, ответил Макс, таким тоном, будто бы обсуждал погоду на завтрашний день.
Вот же мудак великовозрастный.
— Я не останусь?
— Нет.
— Но я хочу остаться, Макс!
— А я хочу выспаться. Я сегодня устал как собака.
«Собака сутулая», — добавила я про себя в его адрес существенное дополнение.
— Мне нужно отдохнуть, понимаешь, о чем я?
Держу пари, что Людоедовна не понимала. И была права.