- Я сказал, как будто отец. - Дафидд закусил нижнюю губу. Все же, несмотря на обиду, он не отступал. - Поэтому он и ударил Балора, и был высечен.
- Нет! - слишком многое в словах Дафидд а могло оказаться правдой, которую она просто не могла принять. Между нею и римлянином не может быть ничего общего! Ребенок, зачатый римлянином, вовсе не дает ему права вмешиваться и чувствовать ответственность. Ей не нужна его защита, она не хотела ее!
Терзаемая своей мукой, она не смогла смягчиться.
- Послушай меня, Дафидд. Ты должен видеть его таким, каков он есть, а не таким, каким тебе хотелось бы. Его высекли, потому что он ударил своего охранника. Мирддин сказал правильно - ему нужно указать его место. Это урок другим.
- Человек бывает рабом только тогда, когда позволяет себе быть им. Она напряглась.
- Где ты это слышал? - Она знала ответ прежде, чем он произнес его.
- Мне сказал Гален. - Осторожно взглянув, он, должно быть, понял, что больше не нужно ничего говорить. Скользнул под мех и, устроившись поудобнее, закрыл глаза. И тихо шепнул, почти про себя:
- Может быть, они потому и высекли его.., что он никогда не будет рабом. Я думаю, они боятся его.
Она невольно криво усмехнулась от проницательности мальчика.
- Я тоже так думаю, - прошептала она, не понимая, почему мысль о силе воли римлянина успокоила ее. - А сейчас ты должен уснуть.
- Рика?
- Да?
Голубые глаза снова широко открылись.
- Если бы Гален не ударил Балора за его слова, я бы сделал это.
Она смахнула проступившие слезы.
- Я знаю, ты сделал бы это. - Она похлопала его по руке и наклонилась поцеловать. - Поэтому ты так дорог мне, Дафидд. Ты защитил бы меня и мою честь. У тебя мужество не мальчика, а великого воина.
Он покраснел, но все же в выражении его лица была не только радость от похвалы. Несомненно, в нем была также надежда.
- Значит, на самом деле ты не ненавидишь его. Я думаю, нет. Ты попыталась помочь ему сегодня, теперь он должен тебе нравиться.
- Это.., это все не так просто, Дафидд. - Она отвернулась.
- Ты хотела помочь ему, - настойчиво повторил он.
- Да, но...
- Тогда он тебе нравится. Ты больше не ненавидишь его.
- Это нелегко.
- Нет, легко. Легко знать, любишь ты кого-либо или ненавидишь. Я ненавижу Балора потому, что он такой жестокий и обижает других. Мирддин добрый, и я люблю его. Кажется, мне нравится рыжеволосый римлянин, он смешной. Тот большой и лысый.., он раньше не нравился мне. Но сегодня он тоже по-своему хотел защитить тебя. Мне кажется, теперь он мне тоже нравится...
Она смотрела невидящим взглядом в огонь очага и слушала болтовню ребенка. Как легко для него было любить или ненавидеть...
"Я позабочусь о том, чтобы твоя ненависть уменьшилась и исчезла", внезапно прозвучало в голове. Она почувствовала подступающие слезы.
Дафидд сел.
- Рика, почему ты плачешь?
- Я не плачу.
- Нет, плачешь. - Он протянул руку и, коснувшись щеки, отпрянул. Посмотри, мокрая.
- Ох, Дафидд... - Она вздохнула, - Ты задаешь слишком много вопросов, на которые у меня нет ответов. Засыпай, возможно, завтрашний день принесет ответы.
Она поцеловала его в последний раз и поднялась. Если бы только рассвет действительно принес разрешение ее проблем...
- Рика? - пробормотал сонный голос. Она не обернулась.
- Да?
- Может быть, тебе надо посмотреть на него...
***
Маурик сидел скрестив ноги на тюфяке, набитом папоротником и покрытом шкурами. Пока еще твердой рукой он поднес к губам деревянную кружку, которая уже столько раз наполнялась и опустошалась, что он потерял счет. Откинув голову, сделал большой глоток. Хотя никакое количество вина не могло погасить ярость, кипящую внутри с тех пор, как вернулся в крепость, он, тем не менее, пытался попробовать - ничего другого не оставалось.
Оглядываясь назад, он понимал, какую ошибку допустил, отсутствуя последние три дня. Действительно, даже блеск охотничьих успехов померк, когда он узнал о происшедших событиях. Ссора между Балором и римлянином окончилась бы совсем по-другому!
Горло перехватило от приступа ярости, и он захлебнулся. Кашляя, произнес про себя проклятие. Этот болван должен был сразу убить темнокожего ублюдка и отрубить ему голову. Вместо этого, пытаясь восстановить свою репутацию, он умудрился только поднять репутацию своего врага. Всю оставшуюся жизнь Балор будет носить отметину римлянина - рваный шрам на щеке. Лицо - по поверьям ордовиков воплощение чести - всегда будет напоминать о его поражении. А римлянин может гордо носить свои шрамы. Он молча перенес кнут и доказал свое мужество всем.
Меньше всего Маурик хотел, чтобы раб-центурион вырос в глазах людей. Совет старейшин теперь будет более, чем когда-нибудь, склонен одобрить этот предательский план мира. Выругавшись, Маурик отбросил пустую кружку.
Звук от удара тяжелого предмета о глиняный пол разбудил одного из воинов, спящих в хижине. Тот встал с ложа и подошел к очагу.
Почувствовав наконец действие вина, Маурик наклонился вперед и смотрел на игру света на обнаженной фигуре воина. Гордость своим телом вызывала интерес к телу других, и Маурик оценил телосложение и грациозные движения молодого воина, стоящего возле очага и подкладывающего в огонь длинные поленья.
Его звали Инир, вспомнил Маурик, разглядывая женственные линии тела. Тонкие брови, точеные скулы и безупречная кожа могли поспорить с красотой женщины. В чреслах Маурика возникло знакомое возбуждение, и он беспокойно лег на бок, опершись щекой на руку.
Звук привлек внимание юноши, и он повернул голову. Его взгляд встретился со взглядом Маурика, потом ушел в сторону. Мгновение спустя его правая рука, спокойно лежащая на обнаженной груди повыше сердца, шевельнулась. Не отрываясь от тела, рука скользнула к горлу и вдоль щеки, пока длинные пальцы не скрылись в беспорядке рыжевато-каштановых локонов.
Несомненно, это было приглашение.
Маурик почувствовал ответное возбуждение. Перспектива заполучить этого грациозного юношу в качестве любовника была привлекательной.
Инир, должно быть, прочитал его мысли, потому что, слегка повернувшись, дал Маурику получше разглядеть себя. Когда его взгляд достиг живота, Инир опять повернулся к огню, открывая разгоряченному взгляду Маурика стройные бедра и гладкие выпуклости ягодиц.
Маурика обрадовало это молчаливое согласие, в качестве партнера в постели он всегда предпочитал своих товарищей-воинов. Как многие из них, он полагал, что мужчина - какой бы потенцией он ни обладал - после акта любви оказывается побежденным и его бессилие есть нечто вроде временной смерти. Поэтому в отличие от других воинов племени, получающих удовольствие как от мужчин, так и от женщин, он не мог удовлетвориться женщиной, если она охотно отдавалась ему. С ними он предпочитал бороться за то, что в конце концов брал. И все-таки даже в разгар удовольствия его мучило ощущение капитуляции и неудачи. Поэтому, если он мог выбирать, то ложился в постель только с теми, с которыми удовольствие и поражение были бы обоюдными.
То, что стройный воин у очага обещает такое обоюдное удовольствие, было бесспорно. Он снова повернулся и взглянул на Маурика, повторив жест, на этот раз сверху вниз.
При виде очевидных свидетельств желания юноши Маурик возбудился. Он поднялся на коленях и поманил к себе Инира.
Инир лежал на тюфяке и смотрел вверх. Но видел и слышал он не того, кого сейчас собирался принять в качестве своего любовника. Он видел лицо и слышал голос человека, которого давно принял в качестве своего короля. "Делай, что надо.., теперь за ним надо следить более, чем когда бы то ни было..."
Некоторое время спустя в хижину вошли трое воинов. Они не обратили внимания, что в темном углу двое их братьев по оружию занимаются любовью.
Глава 12
Когда Рика вошла в хижину, Гален наливал воду из бадей в сосуд у очага. Он наверняка слышал ее шаги, но не обернулся. Однако теперь это ее не удивило.