Со стороны старейшин и воинов раздался недовольный шум.
- А что с нашим оружием? - требовательно спросил один из старейшин.
Агрикола в упор взглянул на человека, задавшего этот вопрос.
- Пока наместник - я, можете оставить его, ответил он. - Хотя по римским законам за ношение оружия без официального разрешения полагается смертная казнь. Я понимаю то, чего не понимали мои предшественники. Воин без оружия перестает быть мужчиной.
Агрикола терпеливо ожидал, пока старейшины не переговорили между собой. Наконец раздался одобрительный гул, и Церрикс встал.
- Договорились. Мы принимаем твои условия. Утром ты примешь капитуляцию, и мы возвратим четырех оставшихся у нас солдат. Мы просим предоставить нам эту ночь, чтобы мы могли проститься со своей свободой и успокоить свою гордость.
- Эти четверо должны быть возвращены сейчас. Они и так пробыли здесь достаточно долго. Однако время вам будет предоставлено... Ночь ваша.
Церрикс согласно кивнул.
Сопровождаемые несколькими ордовиками, Агрикола и Гален вышли из хижины.
На небе виднелся только тонкий серп бледной луны. Дымящие факелы, воткнутые в землю или прикрепленные к стенам хижин, освещали пространство вокруг себя. Там, где их не было, стояла непроглядная тьма, однако сопровождающие уверенно провели их до ворот, а затем по тропинке, ведущей к римскому лагерю. Где-то вдалеке раздался жалобный крик лисы.
- Когда люди теряют свободу - это потеря для всего человечества, - тихо сказал Агрикола. - Иного пути не было, и все же видеть такой гордый и благородный дух покоренным... - Он не закончил, и звук его голоса растворился в безмолвии ночи.
Наместник молчал, и Гален оказался предоставленным своим собственным мыслям. Переговоры были закончены. Мир будет установлен. И все же это был еще не конец. Кое-что осталось незавершенным. Он не может уйти, не повидав ее.
У границы лагеря ордовикские воины молча оставили их и растворились в темноте. Агрикола окликнул караульных, давая знать о своем приближении.
Но Гален не собирался входить в лагерь.
- Наместник, я должен кое с кем повидаться. Темнота скрывала лицо Агриколы. Но в его решительном голосе слышалось сочувствие.
- Не забудь вернуться к рассвету, центурион.
***
Рика еще не спала. Стук в дверь вырвал ее из состояния полусна, заставил открыть глаза и сесть на постели. Был слышен лишь треск огня и ее собственное дыхание, хотя она ожидала услышать называющий себя голос.
Снова раздался стук, на этот раз более громкий и настойчивый. Накинув рубашку, она, спотыкаясь подошла к двери, и, открыв ее, похолодела при виде стоящего за дверью римского солдата. Хотела закричать, но он снял шлем с головы, и она затихла. Лицо его было выбрито чище, чем она привыкла видеть. Он всегда утверждал, что ни одно ордовикское лезвие не сравнится с римской бритвой. Волосы были коротко острижены, как в тот день, когда она впервые увидела его в крепости.
Казалось, он прочитал ее мысли, потому что поднял руку и провел ладонью по волосам.
- Я.., я не был уверен... - Голос звучал непривычно робко, почти нервно. Он зажал шлем под мышкой. - Может быть, мне не следовало приходить. Стоит тебе сказать слово, и я уйду. Но я...
Что еще хотел сказать Гален, осталось неизвестным, потому что она уже была в его объятиях. Шлем упал на землю. Он стиснул ее обеими руками и поцеловал так крепко, что причинил боль. Его язык проник внутрь, и поцелуй стал еще глубже. Сейчас все его мысли были с ней, ему нужна была только она. Им двигало не желание обладать этой женщиной, а сознание того, что она принадлежит ему.
Ее язык скользнул внутрь его рта, и он почувствовал руки, расстегивающие его доспехи.
Он перенес ее через комнату и положил на ложе, которое они делили только несколько коротких ночей. Каждый понимал, что это была их последняя ночь. Она прошептала его имя, потянулась к нему, и он забыл обо всем.
Стоя на коленях перед ложем, он сорвал с нее рубашку, стянул доспехи через голову и бросил на пол. За доспехами последовали туника и нижняя рубашка. Затем он наклонился и своими широкими ладонями начал ласкать ее тело - бедра, груди, лицо. Этой ночью он изучит и запомнит каждый изгиб ее тела.
Рика протянула к нему руки, узнавая пальцами знакомые места: тугие узлы мышц за плечами, массивную колонну шеи, нашла на ощупь шрамы на животе и потянулась туда, куда раньше стеснялась дотрагиваться. Пробежала пальцами по обнаженной груди и ниже, до той части тела, которая указывала на его желание.
Никто, кроме этого человека, не смог бы удовлетворить то, что Гален разбудил в ней. Со вновь обретенной смелостью Рика направила его и, ожидая воссоединения их тел, закричала, когда он вошел. Он медленно продвигался все глубже, пока не дошел до конца. Тогда Гален наклонился и приник к ней опять.
На него нахлынула волна страсти. Желание помедлить, сохранить и продлить каждое мгновение боролось с непреодолимым порывом слиться с ней воедино, чувствовать ее тепло, ее руки вокруг себя, чувствовать ее как себя самого. Почти грубо, он начал.
Рика обхватила его за плечи и прижалась к нему, чтобы дать ему войти в нее глубже, вскрикнула и полностью отдалась, понимая его первобытное желание взять ее почти насильно, а Гален любил ее яростно и самозабвенно. Она не была его врагом - она была наградой. Он дрался за нее, сметая все, что их разлучало. На эту последнюю ночь они отреклись от богов и своих судеб, и даже от римской армии.
Гален продолжал, отдаваясь желаниям своего тела, пока не достиг ослепительно-жгучей вершины. Уже опустошенный, он все же не покинул ее сразу. Наконец он приподнялся и, перекатившись, лег рядом с ней, лаская ее, играя ее волосами, ощущая пальцами их мягкость. Она пошевельнулась, глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Он посмотрел ей в лицо, но ее глаза были крепко закрыты, голова покоилась на его груди. Длинные волосы покрывали их тела, как шелковое покрывало.
Они не разговаривали - не было ни нужды, ни желания. Между ними существовала связь, дарованная лишь тем, чьи души слились воедино. Но они не спали, они просто отдыхали перед тем, как начать все снова, потому что это была ночь их Любви.
***
Проснувшись, Гален долго смотрел на Рику, опершись на локоть и ощущая на себе ее теплое дыхание. Ее красота никогда не изгладится из его памяти, не потускнеет и не забудется. Внутри него как будто стоял комок глухой боли. Перспектива жизни без нее делала его пустым и холодным внутри. Он передвинулся, чтобы снять нагрузку с правого плеча, обнял ее и прижал к себе. Рика закинула руки ему за спину и уткнула голову ему в грудь.
Он погрузил лицо в ее волосы и постарался привести свои мысли в порядок. Наконец он отстранил ее, повернул лицом к себе и отвел от лица спутанные волосы.
- Рика, я получил приказ вернуться в Дэву после того, как договор с Церриксом будет подписан.
Она замерла в его объятиях, но промолчала, просто кивнув в знак того, что расслышала сказанное.
- Согласна ли ты покинуть все это и уйти со мной?
- Уйти с тобой? - По лицу ее прокатилась волна чувств, которые он не смог разобрать. - В качестве кого? Твоей шлюхи?
- Нет, - он сел, увлекая ее за собой, - в качестве моей жены.
Она взглянула ему в глаза. Против ее воли глаза наполнились слезами.
- Ты знаешь, что это невозможно, - прошептала она. - Ты сам мне говорил, что в вашей армии солдатам не разрешено жениться.
- Они не могут этому помешать - только отказываются признавать брак. Пока я могу платить за твое проживание за воротами лагеря и перевозку вслед за мной, когда меня перемещают...
- Перемещают? Куда? В эти чужие страны, о которых ты говорил и названия которых я даже не могу выговорить? - Рика тихо и невесело рассмеялась. - Нет, Гален. Это не для меня. Хотя я и люблю тебя так, как никогда, никого и ничего не любила, я не хочу прожить жизнь, наблюдая, как ты шагаешь от битвы к битве, все время зная, что когда-нибудь ты можешь не вернуться. А если это произойдет, что тогда? Должна ли я буду, чтобы выжить, найти себе другого вместо тебя, как сделала твоя мать, когда не вернулся отец? А потом другого и еще, пока не стану настолько стара, что не буду нужна никому?