— Жизнь Лены — вот наша награда. — Отец Пантелеймон сурово посмотрел на говорившего.
— Да уж, натворили! — Григорий поднял голову. — Что у нас теперь есть: ребенок без матери, мать без ребенка, бандюга, который теперь получит по минимуму…
— Счастливый поп и безутешный душитель… — вставил Виктор.
— А также хирург непонятного пола, шантажом заполучивший чужую дочку.
— Ребята, прекратите, вам от Бога такой дар достался, вы только что чудо сотворили. Не надо, не пачкайтесь, посмотрите, какие они красивые — сестры Сальваторес, как они похожи друг на друга, враги в жизни — теперь навсегда вместе.
Григорий не смог этого вынести — он вновь зарыдал.
— Практически одно лицо! Нес! Нес! — Виктор радостно запрыгал по операционной, и остановился перед священником. — Падре, вы просто гений!
— Я не понимаю, — насупился отец Пантелеймон.
— Я за пару дней сделаю из Лены Катю и наоборот.
— Но зачем?
Григорий престал плакать и изумленно посмотрел на Виктора, тот продолжал:
— Коллега, как думаешь, с такой черепно-мозговой ей ведь сто проц обеспечена полная амнезия?
— Думаю, да. Железно.
— Кажется, я начинаю понимать, — сказал священник, — родных, кроме Павлова, у них не осталось.
Григорий поправил отца Пантелеймона:
— У Кати мама в Петелино.
— Только тело — разум навсегда ее покинул. Если Виктор сделает, как сказал, а после этой ночи я в это верю, мы сможем дать Лене вторую жизнь… Господи, прости! Конечно, не мы, конечно. Он нашими руками, вот в чем был Его замысел! Гриша — Анька получит маму, ты воспитаешь Катю из Лены, я знаю, какой ты терпеливый, заберешь ее в Москву, я все тылы здесь прикрою, с Валей поговорю — она верующая, скажем ей — не стали пересадку делать — побоялись. Виктор, за выходные сможешь лица им поменять?
— Ну да, отосплюсь сегодня, за две ночи с ассистентом Гришей управимся.
— А с ментами как — сегодня же приедут? — уточнил Григорий.
— Покажешь им Лену, а в понедельник зафиксируешь смерть и покажешь им Катю.
— Это полное безумие, безобразие и абсурд, но я действительно хочу жить с Аней и хочу, чтобы у нее была мама с Катиным сердцем.
— Значит, процесс пошел, коллеги, — констатировал Виктор.
Отец Пантелеймон взглянул по очереди на обоих и с торжественной интонацией произнес:
— Мы должны принести клятву, что будем молчать, потому что если кто-то когда-нибудь узнает. Павлов, например…
— Жалко, он вышку не получит — отмажут, — сказал Григорий.
— Да понятно все, не маленькие. Я, падре, тебя на год старше, — у Виктора в руках блеснул скальпель, — может, кровью? — предложил он.
— Хватит крови, — не поддержал шутку отец Пантелеймон, — просто дадим слово — молчать и не теряться из виду. Это в наших общих интересах.
Виктор с Григорием, переглянувшись, согласились дать клятву.
— Аминь!
— Ну что, идите уже, вам, отец Пантелеймон, на службу скоро, а с тобой, Женин брат, мы вечером увидимся. Я теперь в больнице поживу, все равно все мои здесь.
— А когда я смогу забрать свою Катю?
Григорий непонимающе уставился на Виктора и с угрозой в голосе спросил:
— Кого?
— Дочь.
Отец Пантелеймон прервал их пререкания:
— Не надо сейчас здесь лишний раз мелькать, она в родильном, вместе с сестричкой. В понедельник мы вам ее отдадим тихонько.
На этом все. Пожав руки друг другу, расстались. Отец Пантелеймон и Виктор вышли из операционной, тихо прикрыв за собой дверь. Григорий остался один, он окинул рассеянным взглядом все помещение, затем вернулся к каталке с Катей, сел рядом с ней, уронив ей на живот голову, и так и уснул.
Закончив свой рассказ, Григорий обратился к внимательно слушавшему его Павлову:
— Я закончил. А даже если и правда то, что тебе, Павлов, поп рассказал — я ее все равно прощаю, потому что теперь это другой человек — светлый и добрый.
— Другой человек… святая… Вот заладили нах — что ты, что поп. Да она нам всем жизни перепахала! Ким, Катя, я, ты… и еще бед наделает нах. Я все равно конченый — хоть мир от зла по имени Лена избавлю.
Тем временем поведение Кати наконец переменилось — она повернулась к Павлову и, глядя ему в глаза, твердо произнесла:
Я Катя, ты слышишь, Катя! Я — Катя и никого не убивала, стреляй, если хочешь, — только его отпусти.
— Гляди-ка нах — очнулась.
Словно по волшебству, во всей квартире моментально вспыхнул яркий свет. Все на мгновение ослепли и зажмурились. В спальню, так же жмурясь, прикрывая глаза одной рукой, вошла заспанная Аня с калейдоскопом в другой руке.