В морге воняло так, что он едва не упал в обморок. Холодильные установки не справлялись с работой из-за жары и обилия «клиентов». Но и это оказалось ему на руку - окна были распахнуты и, пока водитель ходил отмечать путевку, в одно из них Вениамин и выпрыгнул. Он быстро миновал больничные ворота, на ходу сдирая с запястья моблет, шмякнул его об асфальт, растоптал для надежности и принялся петлять по городским закоулкам, то и дело норовя перейти с шага на бег, что выглядело бы чересчур подозрительным в привыкшей к неспешному укладу Вологде.
Немного успокоившись и убедившись, что за ним нет погони, Вениамин зашел в магазин одежды. Ему нужна была всего лишь кепка, на которую не требовалось талонов. Перед этим он сорвал с шеи и выбросил галстук, снял и вывалял в дорожной пыли пиджак и потерся брюками о ржавый остов какой-то машины. Новую кепку он тоже измазал пылью, хорошенько помял ее в руках и надорвал с одной стороны козырек. Грязной ладонью он провел по лицу и, прежде чем надеть обновку, тщательно взъерошил волосы. Теперь он ничуть не походил на благополучного служащего и уже не выделялся среди редких в будний день прохожих. Правда, о подозрительном покупателе могла сообщить куда следует продавец магазина, но и искать бы его стали в первую очередь по новой кепке... К тому же, свернув на противоправную дорожку, глупо было рассчитывать на полное отсутствие риска.
Теперь нужно было добраться до Истоцкого. При иных обстоятельствах Вениамин бы пошел на автостанцию и отправился туда на автобусе. Сейчас этот вариант не годился. Но и топать пешком более сотни километров не входило в его планы. Поэтому сперва он решил выйти из города. Вокруг Вологды было разбросано множество сел и деревень, оттого идущий по трассе неприметного вида путник не вызвал ничьего подозрения - в городе подрабатывали многие сельские жители.
Когда он оставил Вологду позади, уже начинало смеркаться. Вениамин заночевал в стогу сена, с трудом заснув от пережитых волнений и урчания в пустом животе. Хорошо еще, что удалось вволю напиться из пробегавшего рядом ручья.
К счастью, Вениамин хорошо помнил здешние названия, поэтому наутро ему удалось остановить подводу и уговорить возницу подбросить его до одной из ближайших деревень. Он так и решил двигаться дальше - где пешком, где набиваясь в недолгие попутчики. Главное было не наглеть, иначе можно было вызвать излишнее любопытство - мало кто нынче ездил на дальние расстояния, да еще вот так, «автостопом». В одном из сел, где был магазин, удалось купить хлеба и наконец-то наполнить желудок. Идти стало веселее и легче.
К Истоцкому он вышел в середине следующего дня. Его так и подмывало завернуть в село и повидаться с тетей Верой, но Вениамин прекрасно понимал, что если его ищут, то начали именно отсюда, да и вообще, появиться в Истоцком - значило подставить тетушку. И он, вздохнув, свернул направо, к лугу, за которым синела лента реки.
На берегу он сделал короткий привал: для начала искупался - от пота и въевшейся пыли чесались даже уши; затем напился - от души, через «не могу», про запас; потом доел остатки хлеба - даже вывернул карманы и вытряс в ладонь крошки.
Не одеваясь, подняв над головой связанную в пиджак одежду и обувь, Вениамин перебрел реку, поразившись, насколько она обмелела. А может быть, в детстве и юности река лишь казалась ему глубже, как многое в начале жизни кажется глубже и значительней, чем оно представляется позже.
Теперь надо было идти к Титовке, а уже оттуда добираться до Кочкаревского болота. Вениамин хорошо помнил дорогу к милым его порочному сердцу местам, но проблема состояла в том, что никакой дороги больше не было. Трудно вообразить, что всего за пару-тройку десятков лет природа может восстановить то, что с таким трудом пытался отвоевать у нее человек! Но она это смогла, практически полностью. От бывшей грунтовки не осталось и следа. Трава доходила порой Вениамину до пояса. Он брел почти наугад, восстанавливая в памяти нужное направление, но без привычных ориентиров совсем не был уверен в его правильности.
Он пересек ручей и, вспомнив, что тот действительно протекал возле Титовки, воодушевился, но после забрел в непролазный кустарник и, мучительно долго из него выбираясь, исцарапал лицо и руки, порвал пиджак и потерял кепку.
И все-таки он отыскал Титовку. Возможно, так и прошел бы мимо, не разглядев в тусклом свете опускающегося вечера заросшие крапивой и бурьяном развалины сгнивших, обвалившихся изб, но помог стоявший с краю деревни амбар - точнее, половина его стены, торчащая на фоне закатного неба щербатым черным обелиском.
Остатки бабушкиного дома Вениамин нашел уже в густых сумерках, скорее интуитивно, нежели благодаря зрению. Да так и рухнул, точно пьяный, возле гнилых бревен и досок в заросли бурьяна, вымотанный донельзя, не соображающий уже ничего, с одной лишь затухающей мыслью: спать, спать, спа...