Проснулся он оттого, что кто-то тормошил его за плечо. Вениамин разлепил веки и уперся взглядом в пару мокрых сапог.
- Вставай, - услышал он. - Пошли.
Вениамин собрался вскочить, но занемевшие мышцы лишь позволили сесть. От резкого движения потемнело в глазах, уши наполнились звоном. Но и когда в голове прояснилось, он понял, что рассвет еще не наступил, хотя ночь уже почти кончилась. Но вялой яркости предутреннего неба вполне хватило, чтобы рассмотреть стоявшего перед ним человека.
Это была женщина, совсем молодая, хотя в первый момент Вениамин не смог определить ее возраст; сбивала с толку одежда - длинная, спускающаяся на голенища сапог темная юбка, коричневый, подпоясанный веревкой бесформенный, широкий жакет и серый, по-старушечьи обмотанный вокруг головы платок. О том, что это юная девушка, совсем еще девчонка, говорила лишь матовая гладкость ее лица и лучащееся из больших черных глаз любопытство, которое незнакомка тщетно пыталась скрыть.
- Пошли, - повторила она. - Вставай давай!
Вениамин провел по сырой траве ладонями и обтер росою лицо. Неспешно, морщась от пронзивших начавшее отходить тело иголок, поднялся, прокашлялся и спросил:
- А куда? И кто ты такая?
- Какая-никакая, - буркнула девчонка и в третий раз сказала: - Пошли!
Она развернулась и по-мужичьи размашисто зашагала в сторону близкого леса.
- Эй! - не трогаясь с места, окликнул ее Вениамин. - Я никуда с тобой не пойду. - Он вдруг почувствовал, что его начинает трясти. Одежда пропиталась зябкой росой, да и вообще утро было нежарким, но едва ли один только холод стал причиной той дрожи. Вениамину было откровенно не по себе. Вспомнились вдруг слышанные в детстве сказки о русалках, кикиморах и прочей нечисти, старающейся заманить доверчивого путника то в речные глубины, то в лесные чащобы... Последнее подходило к ситуации - лучше некуда.
«Кикимора» остановилась. Обернулась, нахмурила красивые черные брови и сердито притопнула:
- А ну-ко иди за мной, кому говорят! Батя ждет.
Девчонка отчаянно, по-вологодски «окала», и это почему-то успокоило Вениамина, хотя, если уж на то пошло, отчего бы точно так не разговаривать и местной нечисти? Но главное - в голову мигом плеснулась догадка:
- Батя? Рафаил?..
- Кто еще-то? Ты к кому шел?
Девушка опять повернулась к лесу и зашагала, бухая сапогами. Теперь и Вениамин бросился за ней следом. Догнав девчонку, он, отдуваясь, спросил:
- А как он узнал, что я здесь?
Девушка только фыркнула, даже не повернув головы.
- Ну хорошо, скажи хоть, как тебя зовут.
- Ну, Нинка.
- Нунинка? - деланно хохотнул Вениамин. - А я...
- Ты - Венька-балденька! Будешь дразниться - стукну.
- Я не драз... - Он начал было оправдываться, но вдруг поперхнулся. - А как?.. А откуда ты знаешь...
- Ты и правда балда, - повернула наконец голову Нинка и впервые улыбнулась. - Если уж батя знал, что ты пришел, то наверное знал, и кто ты такой, как думаешь?
Лес казался совсем незнакомым, хоть в детстве он не раз ходил сюда по грибы-ягоды с бабушкой. Хорошо хоть проклюнувшее наконец солнце окрасило верхушки деревьев, иначе от дремучей лесной мрачности - таинственно-тихой, настороженно-внимательной - хотелось ухватиться за Нинкину ладошку, словно он вновь превратился в маленького, напуганного природным величием мальчика.
- Не трусь, - угадала его состояние девушка, - уже скоро.
Он услышал вдруг крик петуха. Сначала подумал, что ослышался - скрипнуло дерево, - но крик повторился, на сей раз отчетливо-ясно. И создалось впечатление, что теперь, отвечая первому, кукарекал другой петух.
Не успел Вениамин как следует удивиться, как деревья раздвинулись, открывая перед ним большую, окруженную высокой изгородью поляну - скорее, вырубку, - широкую и длинную, уходящую дальним концом в светлую глубь - вероятно, в то самое Кочкаревское болото. И удивляться по-настоящему пришлось именно теперь: вдоль просеки в два ряда тянулись... дома!.. Впрочем, приглядевшись, Вениамин понял, что не все из открывшихся его взору построек можно было в полной мере назвать домами. Наряду с полноценными избами, крытыми, правда, не шифером, а дранкой, стояли тут и более примитивные хижины, некоторые больше похожие на шалаши, а то и вовсе бугрились невысокими накатами землянки. Почти изо всех жилищ струился аппетитный дымок, и у Вениамина так заурчало в животе, что это услышала даже Нинка.