— С чего это ты взяла? — удивился он.
— Да уж взяла, Олежек, когда ты проходишь мимо нашей каюты, мы всегда слышим.
…Вечернее солнце уже не жгло. Ослепительный диск его стал тускнеть, подернувшись голубоватой дымкой. Ломкой, станиолевой гладью отсвечивала вода, только вдалеке у горизонта темнела синяя полоска. Птицы, которые постоянно сопровождали судно, передавали его словно эстафету с самых северных широт, иногда касались крыльями воды, и росчерки крыльев надолго оставляли след, будто не бескрайний океан расстилался перед глазами, а озеро или тихая речка.
Казалось, солнце зависло недвижно, но тени на палубе на глазах увеличивались. И от того, наверное, что шар солнца был так велик и спокоен, от того, что так отвесно сокращалось расстояние между ним и кромкой земли и еще от того, что палуба под ногами вибрировала и слегка покачивалась, перекатывая воду в бассейне — от всего этого с какой-то пронзительной ясностью ощущалась истинность планетарных законов, не воспринимаемая в других обстоятельствах, истинность, согласно которой солнце стояло на месте, а земля поворачивалась и уходила в тень.
Олег нашел в книге понравившееся ему место и перечитал: «Прекрасное, золотое, радостное солнце — единственный правдивый светоч, все остальное — ложь. Однако и солнцу не спрятать тысячи миль и печалей под луной. Вот почему тот смертный, в ком больше веселья, чем скорби, смертный этот не может быть прав — он либо лицемер, либо простак».
Кажется, и островов не было рядом, но какой-то дивный аромат растекался в воздухе. Он наплывал с носа, приносимый ветром, еще не прошедшим по палубе и не успевшим впитать в себя запахи краски, коррозированного металла и топлива, пары которого поднимались из танков через воздушные гуськи. Аромат был тонкий, едва уловимый… Казалось, это дышал присмиревший океан, вынося из глубин частицу непознанной жизни, следов которой, как ни вглядывался Олег, на поверхности не появлялось.
И вдруг словно пулеметной очередью прошили волну — раз, другой — и еще не исчезли расходящиеся круги, как выпорхнуло несколько летающих рыбок. Едва расправив крылья, они спрятались в соседней волне, будто перебежав улицу, скрылись в подъезде. Потом поднялась целая стайка; выше, дальше, минуя пологие волны, они неспешно парили в воздухе, как бы наслаждаясь своим полетом. Вслед за первой поднимались новые стайки, резко меняя углы полета, по каким-то своим командам выдерживая параллельный строй, как делают это летчики, открывая воздушный парад. С их появлением ожил океан. Круги, всплески взбудоражили его гладкую поверхность, играющие рыбки выпрыгивали в воздух и, прочертив короткую дугу, врезались в воду, разбрызгивая серебряные капли. Медленно, словно арбуз взрезая, прошел острый, высокий плавник крупной рыбы, исчез, снова вынырнул и на огромной скорости понесся на запад, рассекая океан на две половины.
С подветренной стороны судно догоняло большое стадо дельфинов. Разделившись за кормой, они обхватили судно с обоих бортов и повели, словно в почетном эскорте, легко вынося в воздух свои торпедообразные тела и при падении прихлопывая горизонтальными, как у китов, хвостами. Они играли под самым бортом, и можно было различить их лукавые мордочки, круглые любопытные глаза, большие рты, изогнутые кверху, словно в улыбке. Вырвавшись из воды, они шумно пыхтели, и веселые фонтанчики вылетали из раскрытых дыхал и зависали в воздухе.
Казалось, судно вошло в какой-то перенаселенный город, где, подобно городам Японии, из-за тесноты жители вынуждены осваивать иную среду.
— Мы на них смотрим, а они на нас, — появившись рядом, произнес помполит. — Да? Вылезли посмотреть, что это за чудище им тень наводит на ясную воду.
Верно, какое-то заблудшее чудище движется непонятно как, не подавая признаков жизни. И невдомек им, что на нем цари природы. Шестьдесят пять царей идут к Южной Георгии, чтобы набросать в трюмы семь тысяч тонн груза.
— А я знаю, что это, — сказала Наталья. — Это у них любовная пора. А ночью море будет светиться от микроорганизмов. У них уж если любят, то все — от мала до велика.
— Ох уж эти женщины, — улыбнулся Василь Василич и задержал взгляд на Ярцеве. — Во всем-то они любовь видят.
— А что, смотрите в оба, заразят они пароход, — засмеялась Наташа.
— Кажется, уже заразили.
Помполит коснулся руки Ярцева, отвлекая от зрелища, и отвел в сторону.
— Олег Иванович, я человек здесь новый, вот скажите мне откровенно, вы ничего необычного не замечаете на пароходе?.. Мне кажется, какой-то у нас нравственный климат не тот. Как бы это сказать…