Он стоял так минуту, вглядываясь в неразличимую чернь воды и неба, вслушиваясь в дикие всхлипы ветра, тщетно надеясь различить вдали огни.
Первобытный хаос царил в мире. Неразделенные стихии владели землей, и долог был путь до рассвета.
Ярцев рванул на себя задрайку двери и, подхлестнутый ветром, влетел в теплый, сверкающий белизной коридор.
«Среду́, среду́ надо менять», — шептал он, поднимаясь по трапам.
План действия у него созрел неожиданно. В согласии Николая он не сомневался. Труднее будет с дедом. Без убедительных оснований дед вряд ли пойдет ему навстречу. Ну что ж, основание можно придумать.
В радиорубке он застал Серого.
На своем рабочем месте Серый выглядел солидным, взрослым человеком. Узкая лента, испещренная точками, лежала перед ним на столе и шевелилась, словно клубок змей. Серый взял ее кончик, небрежным заученным движением вставил в прорезь дешифратора и нажал клавишу. Застучал телетайп, отпечатывая текст. Серый откинулся в кресле, положил свои длинные ноги на низкий столик и произнес распространенную на флоте фразу:
— Вот так, примерно, должен работать классный специалист.
— Серый, можешь меня с «Зенитом» соединить? Мне нужен старший электромеханик, — сказал Ярцев.
Серый вскочил с кресла и быстро заговорил:
— Иваныч, нам же нельзя самим. Только через капитана. Ты попроси, он даст добро. Скажи, по делу.
— Мне и надо по делу.
— Ну вот, видишь, — обрадовался Серый. — Мне не трудно, честно, но если командир узнает…
— У меня личное дело, Сережа.
— Может, подождешь? Осталось каких-то пару часов, — попросил Серый без всякой надежды.
— Мне на минуту, предупредить, чтобы он к нам перебрался. Он не знает, что я здесь. Мало ли что…
— Ну, если только на минуту, — вздохнув, произнес Серый и принялся настраивать установку.
— «Зенит», ответьте «Блюхеру», «Зенит», «Зенит», вас вызывает «Памяти Блюхера», — твердо и спокойно повторял Серый.
Олег прижался к калориферу, отогреваясь, и с недоверием подумал: «Неужели получится?»
Много раз выходил Олег на связь, даже с Ленинградом как-то разговаривал из Индийского океана, но всегда, когда он слышал в трубке знакомый голос, его не оставляло ощущение чуда. И сейчас, когда на «Зените» отозвались, Олег смотрел на Серого с почтительным уважением, будто он и впрямь был волшебник.
Еще жив в нем был холод и ощущение безжизненного хаоса, а над пустотой и холодом Антарктики, минуя темноту, непогоду и морские мили, спокойными голосами разговаривали два человека.
— Иди, это тебя, — позвал его Серый и передал в руки трубку.
Деда Ярцев нашел в ЦПУ и когда выложил ему свою программу, тот даже руками замахал:
— Идите, идите, отдыхайте. Через три часа швартовка.
— Через четыре, — сказал Ярцев, — но не в этом дело.
— А в чем дело? Вот вы мне скажите, Олег Иванович, в чем дело? Что с вами происходит? Я же вижу. И скажу откровенно, не только я. Мне в самом деле надоело чувствовать себя пацаном, когда я вру капитану, помполиту о ваших каких-то сложных семейных обстоятельствах, о вашей стахановской работе. Все, думаю, пройдет, попсихует человек и успокоится. А вы, вместо того чтобы одуматься, затеваете новую авантюру.
— Это не авантюра, Василий Кириллович.
— Тоже мне, помощничек! Вы посмотрите, на кого вы похожи! Бог знает, в чем душа держится, а туда же. И речи быть не может, идите, отдыхайте, я вам сказал, ночью поднимут на швартовку.
Дед отвернулся и зашагал по ЦПУ, показывая, что разговор окончен, но Ярцев видел, как подергиваются его худые плечи, словно он еще разговаривал сам с собой.
У мнемосхемы дед развернулся и когда шел навстречу, делал вид, что не замечает Ярцева. Глаза его смотрели в сторону отчужденно и неприветливо, Ярцев видел, что он расстроен.
Когда дед поравнялся с ним, Олег сказал:
— Я же не в круиз прошусь.
— Вот-вот, вы подумали, что вас ждет? «Зенит», — передовое судно. Капитан рвется к ордену. Вы представляете, как там работают, на рыбе, на подвахте. А потом еще прогнившие движки латать.
— Да, фабрика там… при такой эксплуатации…
— Вот именно, — обрадовался дед.
— Веселая будет жизнь, — вздохнул Олег.
— Пять месяцев так работать! Вы что, решили себя вконец угробить? — взволнованно проговорил дед.
Необычная горячность деда казалась Олегу странной.
И тут Ярцев понял: «Это он обо мне печется. Меня отпускать не хочет. Не электромеханика, а меня».
— Что-то с вами происходит…
Дед склонил голову и смотрел на него поверх очков, ожидая откровенности, но Ярцев только улыбнулся ему: