Я прикинул, что еще от капа до мостика наберется пара этажей. Но это солидное расстояние все равно меня не успокаивало. Я чувствовал все время, будто капитан парит где-то над моей головой: разглядывает сверху и решает сейчас мою судьбу.
Не за тем я сюда рвался, потерял ребят, родимую «Пикшу», на которой пять лет пахал, чтобы так по-глупому вылететь. Если бы я теми же темпами продолжал там учиться, к пенсии бы, наверное, мореходку закончил. Здесь можно побыстрее. Я себе программу четкую определил: идти год в год, все распланировал и по предметам и по времени, но вот опыта своего не учел.
Нельзя сказать, что у меня так уж гладко все в жизни шло. На основании житейских подъемов и спусков, у меня волей-неволей сложилось представление о некоем законе, который здесь, на белом пароходе, снова нашел себе подтверждение. Я бы назвал его законом сохранения добра. Потому что добро, как энергия, не пропадает бесследно, и если где-то, на сколько-то его стало больше, то в другом месте — на столько же убавилось. Мне бы надо сообразить, что если внешние условия жизни здесь лучше, то где-то в чем-то должно быть хуже.
На СРТ, бывало, пашешь как заведенный, а утром встретишь капитана: «Здоров, Пахомыч!» А он еще и не ложился. Проворчит: «Здоров, как стадо коров!» Покряхтит, поохает и пошаркает в валенках на мостик. А ты в свои прокопченные шхеры ныряешь или к рыбоделу. Минута выпадет свободная — зайдет к тебе или ты к нему, просто так, посидеть, перемолвиться. Нет разницы, матрос, капитан, механик — вместе работаем, вместе чай пьем и кино смотрим.
А здесь вон какие сложности! Чуть не в первый день, как я появился, приходит ко мне мужик и представляется: «Василь Василич Власенко, первый помощник». Я сдуру-то не понял, что это помполит, никогда с ними не ходил. «Ну и что дальше?» — спрашиваю. «Вот пришел познакомиться, поговорить о житье-бытье». — «Куда торопишься, — говорю, — рейс длинный, успеешь». А он этак с нажимом: «Мне надо знать, с кем я с рейс иду». Я ему пять протягиваю: «Михаил». А он смеется: «Это я знаю. И что с СРТ мне известно». — «Так чего же тебе еще, какого надо?» — спрашиваю. Он морду кривит, что-то вкручивает насчет общественного лица и личных склонностей — никак я не врублюсь. «Слышь, мужик, — говорю, — ты не юли. Может, похмелиться хочешь?» Он обиделся: «Ну и шутки у вас, Обиходов. Давайте, — говорит, — на «вы». У нас, знаете, своя специфика». И спрашивает, почему с женой развелся, думаю ли в партию вступать, какие имел поощрения? Я тогда удивился, то ли любопытный не в меру, то ли делать нечего, но все равно нехорошо. Я же у него не спрашиваю, есть ли у него судимости и живет ли с любовницей. В рейсе все друг про друга узнаем. На судне ничего скрыть нельзя, хоть на маленьком, хоть на большом.
Потом Димыч мне пояснил, что он так сближение коллектива осуществляет, создает здоровый климат и нравственную обстановку, а так-то он демократ, сам ко мне спустился — мог бы к себе наверх вызвать.
Вообще я заметил, демократы на этом судне особенно в цене, помполит — демократ, капитан — тоже. Я поглядел наверх и представил, как над капом фигура в воздухе распласталась, будто космонавт Леонов: руки, ноги в стороны, часы на запястье и меня разглядывает.
Было без двадцати четыре. В четыре вся администрация покидает борт судна, и беспокоиться мне уже не о чем. Разве что — судно останется во власти третьего штурмана, но это уже другой разговор. Я когда таких резвых встречаю, как он, всегда чувствую прилив сил, а иногда и специально ищу, потому что у меня возникает непреодолимое желание засесть за учебники, чтобы быстрее мореходку закончить. Тогда зависимость от них будет меньше сказываться.
Он позвонил без четверти четыре и известил, что мне надлежит немедленно пройти к капитану.
Я занес инструмент в мастерскую и поднялся в капитанскую каюту.
Разговор у нас быстро пошел, как игра в одни ворота. У меня, впрочем, и защищать их возможности не было. Капитан сказал, что со мной не плавал и поэтому претензий по работе не имеет. И вообще я кажусь человеком неглупым и порядочным, поэтому он идет навстречу, не будет портить анкету выдуманными предлогами, а предоставляет возможность самому уйти с судна. В рейс он меня не берет.