- Ну, что Эдик, приболел значит?
- Да, немного, - Максимкин почувствовал, как приятное тепло разливается в его душе оттого, что его помнят и справляются о самочувствии.
- Меня Озерцовский прислал. - Продолжил Палыч.
Максимкин помрачнел.
- Он просил дословно передать то, что, - от мысленного напряжения лоб слесаря прорезали морщины, - если ты завтра не возьмешь в руки метлу, то можешь и дальше заниматься бумагомарательством и вообще катится ко всем чертям!
Максимкин остолбенел.
- Да, чуть не забыл.
Палыч вытащил из кармана помятую газету, открывая на всеобщее обозрение полоски грязи под ногтями, и протянул поэту. Максимкин автоматически взял ее. Рот Палыча осклабился в ухмылке.
- Мы здорово повеселились! - Он заговорщицки кивнул в сторону газеты.
- Ну ладно, выздоравливай. - Палыч развернулся и, не подавая руки, скрылся из вида.
Максимкин, все еще стоя у закрытой двери, развернул страницы. Он сразу увидел большие буквы заголовка "Лилии с шипами" и ниже, мелким шрифтом - проба пера. Он прочитал первые несколько строк своей оды и откинул газету в сторону. Его тело безвольно сползло на пол, а глаза начали слезиться. Каждое слово, каждая буква выглядели безжизненно, сюжет казался наигранным и глупым. Все было не так как в черновике, ярко и желанно. И если говорят, что каждое произведение это дитя своего творца, то в этот день на свет появилось чудовище. Максимкин грустно покачал головой.
- Хватит, напробовались!
Вечером, после долгой душевной борьбы, Максимкин решил появиться на глаза людям. И борьба и появление были вызваны необходимостью. В скромном жилище Максимкина подошли к концу запасы хлеба.
В привычной близости от дома, на обшарпанной тысячью задниц, лавочке уже успели примостить свои старческие мощи местные сплетницы - тетя Валя, тетя Галя и тетя Варя.
Максимкин боязливо, но вежливо поздоровался. Мгновенно наступила гробовая тишина. От чего старушки стали намного симпатичнее. Не смотря на это поэт постарался, как можно скорее миновать мертвую зону неодобрения.
На обратном пути, после того как Максимкин посетил местный пункт реализации злаковой продукции, одна лишь тетя Валя смущенно потеребила свой цветастый платочек, но присутствие подружек удержало ее от какого бы ни было общения с неудавшимся стихотворцем.
Максимкин, уже дома, запершись на все засовы устало повалился в кресло. Не дав ему расслабиться в стекло окна осторожно кто-то постучал. Эдуард Васильевич открыл окно. Переминаясь с ноги на ногу внизу стоял небритый бард.
- Андрюша! - Искренне обрадовался Максимкин.
- Я это, Василич..., должок за мной.
Отведя глаза в сторону, Андрюша положил в руку Максимкина мятую бумажку. Рот Эдуарда Васильевича изогнулся в горькой гримасе.
- Но, Андрюша, если тебе нужно, можно не отдавать! Я подожду.
- Ничего мне не нужно! - Раздраженно отозвался подросток и исчез в сгущающихся сумерках.
Максимкин закрыл окно и вспомнил, что у него припрятана поллитровка на всякий, подобного рода, случай. И сейчас она была бы очень даже кстати.
С каждой впитанной в себя каплей алкоголя Эдуард Васильевич мрачнел все больше и больше. После четвертой рюмки он уверенно, хоть и пошатываясь, поднялся на ноги. Довольно быстро он нашел прочную веревку, наспех смастерил петлю и пододвинув табурет, привязал ее к люстре. Затем одним, решительным движением Эдуард Васильевич накинул петлю себе на шею.
- А мыло ты конечно забыл?
Раздался сзади, до боли знакомый голос.
- Это просто не гигиенично заниматься самоубийством с грязной веревкой!
Максимкин попытался развернуться. В поле его зрения попал Вася, сидящий на полу и внимательно наблюдающий за разворачивающимися событиями. Поэт, что-то невразумительно промычал, теряя равновесие. Табурет вылетел у него из-под ног. Максимкин хрипя и цепляясь руками за веревку повис в воздухе. Секунду спустя, люстра, вместе с человеком и большим куском штукатурки, рухнула на пол.
Альбинос подошел ближе. Максимкин, постанывая стащил с себя тяжелую люстру. Весь в известке, с покрасневшим лицом и тяжело дыша, поэт приподнялся на одном локте.
- Вася! Откуда ты взялся на мою голову?
- Да просто мимо шел, - обиделось существо, - дай, думаю, зайду, навещу друга.
- Больше никогда, ничего, никуда не отсылай и не помогай никому!
- Ты на счет своей оды? Ее напечатали?
- Да, напечатали. Это просто ужасно! Это теперь мой личный кошмар!
- А мне понравилось! - Вася был искренним. - А на завистников ты не обращай внимания, их пруд пруди, этих завистников!
- Боже мой!
Максимкин начал тихонько подвывать. Существо вскочило на ноги.
- Эдуард, мне в голову пришла замечательная мысль, а не заняться ли нам хоровым пением? У тебя просто неплохо получается.
Максимкин завыл еще громче, а Вася, присев на корточки и умиленно улыбаясь, с интересом слушал своего нового друга.