Плавучие дома и рыбацкие лодки были связаны вдоль берегов. Где-то радио играло музыку, но она узнала, что этот звук не угрожал ей. Она пахла людскими отходами от плавучих домов, и она чувствовала запах пищи. Рядом с доком она почувствовала запах рыбы. Очень голодная, она подошла к чистке рыбы, приготовленной для пира.
Сначала она не видела трех крупных кошек, которые уже маневрировали за положение над рыбой, хватались за нее, рычали и били друг на друга. С музыкой она не слышала их. Одна кошка была тяжела с котятами, остальные две были в состоянии ухода. Оставшись в одиночестве, они поделили бы еду своим обычным отчаянным способом. Теперь они застыли, глядя на злоумышленника, шипя на нее и угрожающе рыдая. Но ситце, когда она путешествовала, стала смелее: это были только кошки, а не собаки. Она подошла к ним, преследуя жестких ног.
Ухо женщины дергалось. Хвост упал, и все трое присели.
Трое атаковали ее вместе. Они схватили ее, царапая и кусая, когда маленькая девочка, рыбалка на другом конце дока, бросила на них приманку.
Три кота бежали. Ситца тоже бежала, прихрамывая, ее опухшая правая передняя лапа, отправляющая стреляющие боли в ногу. Бегая, она часто останавливалась, чтобы лизать кусок, который сформировался, как каждый день абсцесс становился все более болезненным.
Через пять дней после того, как крыса разорвала ее, она вышла на окраину города. Теперь ее белые части были грязными, ее белый сундук покрыт песком и дорожным маслом. И, вырвавшись из-за боли в ноге и страхом, она несла свои уши и хвост.
Она пересекла поля маленькой фермы, подошла под последним забором и остановилась, осмотрев улицу города и дома, облицовывающие противоположный тротуар. Теперь она меньше боялась домов. Дома иногда имели в виду пищу, и она была голодной. Ее опухшая лапа пульсировала от боли, так сильно болела, что, несмотря на то, что она подняла ногу и шла по трем лапам, каждое движение посылало боль через ее тело.
Теперь на окраине города она пересекла улицу за двумя медленно движущимися автомобилями. С другой стороны она рыскала, хромая, через ярды, пока не дошла до переулка. Поскольку он был уже, чем улица и более защищен, она превратилась в него, идя по три ноги.
Она быстро прошла по переулку, пересекая каждую жилую улицу, никогда не прерываясь с юга на юг. Она проходила мимо домов и разбросала магазины, потом больше домов. Она была на полпути через город, в небольшом скоплении магазинов, когда она пахла рыбой и остановилась.
Осторожно она повернулась в боковой переулок и подошла к задней двери магазина приманки.
Она посмотрела на дверь экрана. Запах рыбы был сильным. Смело она выбрала свой путь через разбросанный мусор и три ветхие деревянные ступени.
Вздрогнув, она уставилась в экран. Внутри человек резал рыбу. Когда он обернулся и увидел ее, он ударил его класть на стол и закричал. Она убежала, прыгнув на четвереньки: боль пронзила ее, как огонь.
Но толчок сломал абсцесс. Когда она убежала, она начала стекать, гной сочился.
Она побежала на два квартала, прежде чем она присела под машину, облизывая и облизывая ее боль, сочив лапу.
Вскоре боль стала меньше. Когда она покинула приют машины, она шла на четвереньках.
К ночи она была вне города и в открытом поле, усеянном дубами, и она забыла рану. Она поймала и съела трех полевых мышей, затем укрылась высоко в дубе, отдыхала, снова опустилась на охоту. Ее больной глаз начал заживать, и зуд раздражал ее. Через несколько часов после полудня полнолуние поднялось. Его тяга сделала ее головокружительной, она выкладывалась вдоль ветки, наблюдая за ней, позволяя ее власти дразнить ее.
Наконец, наполнившись безумием Луны, она выскочила из дерева и побежала на луг, подбегая к другому дереву и вниз, а затем к другому. В каждом дереве она остановилась, чтобы посмотреть на небо и на лунное поле. Затем она снова побежала. И если она безумно бегала, видения коснулись ее, если она почувствовала подземные пространства, и если таинственные голоса прошептали, эти бестелесные переживания были для нее немного отличающимися от развоплощенных голосов, исходящих из радиоприемников и ящиков.