После этого Сара долгое время избегала водного корыта.
Теперь она коснулась хрупких бумаг, зная, что у них тоже есть отражение, отражение ее собственного прошлого. Ее желудок казался пустым. Пожелтевшие бумаги тряслись дрожащими пальцами.
Два листа были вырваны из книг, их левые края были оборваны, и у них были номера страниц. Они были сделаны из странной, иностранной бумаги, очень гладкой, и печать была не обычным рукописным шрифтом, а жестким и точным. На третьей бумаге были тонкие синие линии, чтобы вести детский почерк, и слова ребенка возбуждали ее странно.
9 мая 1938 года.
Она мертва. Моя маленькая Мари мертва. Она была такой маленькой, когда я ее нашел, просто потерял котенка один и проголодался в саду. У нее были длинные белые бакенбарды, она была такой красивой, ее цвета все кружатся вместе, как шелковый гобелен, который висит в нашем зале. Глаза у нее были золотые, с черными линиями. Она перевернулась, глядя на меня. Она голодала, ей нужен дом. Ее горло было белым, а ее лапы белыми, размахивая, пока она каталась. Я поднял ее, взял в дом и накормил оставшимися яичницами, тостами и молоком. Она ела, пока не подумала, что она разорвется. Я знал, что ее имя должно быть Мари, я не знаю, как я знал.
Она спала со мной каждую ночь нашей совместной жизни. Пять лет. Она всегда встречала школьный автобус, мчась по дворам соседей к углу. Когда я ругала ее, она никогда не выходила на улицу. Иногда, когда она смотрела на меня, я думал, что она хочет мне что-то сказать. Я думал, что она пытается говорить на человеческом языке, но, конечно, не могла. Она могла говорить только с красивыми золотыми глазами или касаться меня лапой.
Теперь она мертва. Врач не смог исправить свою болезнь.
Я ненавижу врачей.
Я похоронил ее под деревом фуксии. Я вырыл яму, я бы не позволил папочке помочь. Я выкопал его глубоко, и я завернул ее в голубое одеяло. Я положил в ее любимую диванную подушку и ее маленькое блюдо. Я сделал глиняный надгробный камень с ее именем и рисунком, втянутым в мокрую глину, и запек в художественной школе. Я буду скучать по ней навсегда, и я буду любить ее навсегда.
Подписи не было. Сара опустилась на колени на коттеджном полу, держа в руках выложенную бумагу, дрожащую от боли за агонию ребенка.
Это было ее собственное детское горе, выбитое на страницу? Она была этим ребенком? Как она могла забыть такую ??вещь, как смерть любимого животного? И она не думала, что она когда-либо видела кота; кошки были запрещены в Небесном мире. По крайней мере, они были запрещены в Affandar - в указе королевы коты принадлежали только в верхнем мире среди чужих зол. На мгновение она почувствовала себя на грани осознания. Затем исчезло ощущение рассвета.
Две другие статьи только усилили ее путаницу.
Я Баст, я красавица, я все чувствую. В Бубастисе, в храме кошек, мой мех шафрана был почищен рабами, ладан был сожжен для меня и подняты молитвы, и короли сражались за мою милость. Я прогулялся у лотосных прудов, где девственники опустились на колени у моих шелковых лап или на мои сандалии и подали мне деликатесы в золотых чашах.
Я Баст, ребенок лунной ласки. Я Сехмет, рожденный огненными солнцами. Я столкнулся с Змеем, чье имя - Обман, и я его уничтожил.
Хотя змей восстанет заново. Мои дочери будут противостоять ему, и их дочери предстанут перед ним. Поэтому я завещаю своим наследникам Амулет, который обладает силой истины. Я говорю своим дочери: только по правде можно победить Змея. Только ложью он может выжить.
Она положила бумагу, дрожа.
Говорить о Басте или Сехмете в Низовом мире было бы приглашение заключить в тюрьму. Кошки и боги кошек, по указанию королевы, были запрещены - злые и нечистые. Почему Маг скрыл это? Что это значит?
Через долгое время она заняла третью страницу, и эти слова были более удобными, как язык сказок «Пустоты»; хотя странно эта страница тоже говорила о кошках.
Я говорю вам старое ирландское высказывание, что «во всех их существах есть золотые монеты, но есть кошки и вещи, охраняющие их». И людей Данаанов выгнали из ирландских земель в курганы и тайные ущелья. И они спустились через склепы и могилы в преисподнюю. И были среди них Кот Кингсэнд и королевы Катсвольда.
Она не знала смысла Catswold. Но слово встревожило ее. Опасаясь Мага, она вернула бумаги под ящик и запечатала их заклинанием. Она встала и встала у окна, ища скачущую скалу; хотя, если Маг начал, ее нельзя было увидеть. Она стояла и смотрела, затем перешла на полку и сняла книгу заклинаний старой женщины.