На кухню заскочил лишь единожды, в самом начале поисковой операции. Там разжился буханкой серого хлеба — чёрствого, но без плесени — прихватил коробок спичек, да под руку подвернулась пара-тройка свечей. Тоже взял — мало ли пригодится. Холодильник открывать не рискнул — в памяти накрепко засели недавние впечатления.
Моральная сторона вопроса Эдика мало заботила. Он не мародёрствовал, не грабил, не разворовывал чужую собственность. Он выживал. Кроме того, в Аркенсейле законы другие. А буде найдутся моралисты и начнут обвинять в недостойных поступках, они могут сразу идти лесом. Пусть их там медведь сожрёт. Или чёрные недоорки.
А за свои поступки Эдик сам ответит. Так привык. Всегда отвечал.
***
Последнюю ходку он сделал, когда покрасневшее солнце коснулось верхушек деревьев. Скинул скарб в общую кучу, оценил количество добрища и решил на сегодня закончить. Хватало. Причём обыскал всего два десятка домов. К сельсовету и дальше он даже не сунулся. Во-первых, не хотел снова рассматривать остатки людоедского пиршества. Во-вторых, останавливало нехорошее предчувствие. А в-третьих, с этим бы разгрести.
Эдик запер ворота, задвинул засов, пощёлкал выключателем на стене. Безуспешно.
— Странно. Провода на столбах вроде целые были.
Впрочем, от благ цивилизации он давненько отвык и заранее подготовился. Достал из запасов свечку, чиркнул спичкой, пересадил дрожащий огонёк на фитиль. Когда тот разгорелся, светлее намного не стало, зато на душе потеплело и появилось ощущение… какого-то спокойствия, что ли.
Теперь можно и временное обиталище рассмотреть не спеша. Чем он и занялся.
Кстати, первые впечатления не ахти.
Стоялый, прокуренный воздух, пропитанный парами бензина. Дощатый пол в чёрных пятнах машинного масла. Шагрень штукатурки с разводами давнишней побелки. Потолок не подшит — над головой только балки, стропила и листы профнастила. В углу громоздилась груда ненужного хлама, другой занимал стол-верстак, рядом стояло облезлое, затёртое кресло. Вот, в принципе, и вся обстановка.
Даже пещера магистра выглядела поуютнее. Но выбирать-то особенно не из чего, поэтому Эдик не стал привередничать. На ночь и это жилище сойдёт
Угол столешницы прикрывала газетка, придавленная парой ржавых ключей семнадцать-четырнадцать. Для надёжности, чтоб не слетела. На газетке — початая бутыль самогона, гранёный стакан, банка с мутным рассолом, открывашка с расколотой ручкой и пепельница, полная смятых окурков. Здесь, похоже, хозяин прятался от жены. Искал в алкогольной нирване отдушину от житейских невзгод.
Эдик брезгливо отодвинул вонючую пепельницу, плеснул немного в стакан, понюхал, с омерзением сморщился — в нос ударил дух ядрёного первача.
— Да-а, не дорнийское.
Естественно. Откуда бы здесь дорнийскому взяться?
Пить он, конечно, не стал — такое с души воротило. Но, как ни странно, сивушный запах сработал хлеще иного аперитива. В животе заурчало, засосало под ложечкой, во рту забили фонтаны слюны. Он бы сейчас целого быка, наверное, съел. С удовольствием. Если б дали.
Кстати, а кто запретит? Торопиться-то некуда, до утра он совершенно свободен, чего бы и не поесть. Эдик прилепил свечку на донышко пепельницы, сдул пыль с верстака, выставил на стол банки с разносолами.
— Вот и открывашечка пригодилась.
Об столешницу звякнули погнутые крышки, сочно хрустнул на зубах огурец, в стакане забулькал компот. На вкус — терносливовый. Мясо, обильно сдобренное застывшим жирком, он ел прямо с ножа, за неимением столовых приборов. Оказалась лосятина. Точно такую делала Нилда на кухне Альдеррийского замка, разве что гораздо вкуснее. Но и эта заходила нормально, особенно с голодухи и с хлебом. Точнее сказать, с сухарями.
В кратчайшие сроки банка опустела, чуть ли не наполовину. По телу разлилась приятная тяжесть, Эдик сыто рыгнул, воткнул нож в столешницу и вернулся к насущным делам. Пододвинул кресло к груде вещей, поставил свечечку рядом и озадаченно почесал в затылке.
— С чего бы начать?
***
Срочку он прошёл от салаги до дембеля, с закрытыми глазами «Калашников» мог разобрать и собрать, но вот эти вот охотничьи штучки были для него из разряда семи чудес света. Или высшей математики, если по-другому сказать. Какой калибр больше? Двенадцать? Шестнадцать? Чем отличается ТОЗ от ИЖа? Дробь — десятка, пятёрка, нулёвка — это, вообще, для чего? Только задумаешься, голова идёт кругом. Но спрашивать некого.