31
«Дух китайской поэзии» (англ.). (Примеч. перев.)
(обратно)32
Китайцы всегда мечтали о «всеобщем согласии» — то есть чтобы земля и небо «были в состоянии совершенного покоя», а каждое существо «полностью реализовало себя».
Интриган, желающий вызвать народный гнев, говорил: «Император утратил „гармонию с небом“». Услышав это, потрясенные крестьяне и знать, весь народ вместе хватался за оружие… и император лишался трона.
(обратно)33
Это удивительно: возвращаешься туда сегодня, и в тех же городах, где ог тебя все разбегались, видишь уверенные лица, люди не отстраняются — они улыбчивы, открыты и дружелюбны.
(обратно)34
«The Chinese idea of the second self». E. T. S. Werner.
(обратно)35
Поздн. примеч. В самый разгар войны, когда в провинциях бушуют восстания, не кто иной, как сам Чан Кайши издает сборничек полезных предписаний и правил вежливости и этикета… В Китае эта книга явно не будет последней в своем роде.
(обратно)36
Поздн. примеч. До сих пор в Китае инакомыслящих, крупных диссидентов, уклонистов, а также прочих «подозрительных личностей» и предателей отправляют не в тюрьму или в ссылку, не казнят, а водят по Пекину или другому городу с табличкой на груди, а на табличке крупными буквами написано: «глупец»; так их оскорбляют, выводят на улицу для публичного осмеяния — потеря лица.
Это первое из их серьезных наказаний.
Кто-то спросит: а что же самокритика? Но может быть, самокритика — всего лишь способ стыдить себя самому, чтобы защититься от чувства стыда, которое вам навязывают другие и которое вытерпеть труднее?
Вот и классические китайские нормы вежливости обязывают в первую очередь принизить себя самому до последней крайности.
(обратно)37
Так было по многих провинциях при разных императорах, несмотря на авторитет императорской власти, — а маоистская революция покончила с этим положением дел, как и со многими другими вещами, которые уже вошли в обычай.
(обратно)38
Считается, что китайцев так много потому, что у них много детей. А может, все наоборот? Они предпочитают общество, множество людей сразу — отдельной личности и панораму — отдельному предмету.
(обратно)39
Поздн. примеч. Китайцев до скончания веков будет восхищать разумность.
Очарование разумности, убеждение, что все устроено разумно.
Мао Цзедун, который перевернул весь Китай и за несколько лет полностью переделал тысячелетнее общество, который выдвигал самые дерзкие проекты, иногда невыполнимые, — и они выполнялись, и другие, вообще бессмысленные по своей дерзости, вроде того случая, когда он хотел ввести маленькие «деревенские доменные печи» и выплавлять сталь — не слушая возражений специалистов; Мао Цзедун, который учредил деревни нового типа — с общими спальнями, где не полагалось семейной жизни; этот самый человек, изобретатель знаменитого «большого скачка», человек, которого ничто не пугало, отступал перед парадоксом, перед блеском, красноречием, романтикой. Его маленькие книжечки написаны просто, простыми фразами, чтобы получилось разумно, прежде всего — разумно…
(обратно)40
Они без всякого обучения безошибочно копируют парижскую одежду. В Пекинском музее выставлены тысячи растений из камня, самых разных оттенков, цветы в горшках, воспроизведенные так точно, что не отличишь. Китайцы предпочитают их настоящим цветам. Еще они копируют ракушки и камни. Делают бронзовую лаву. И украшают свои сады искусственным шлаком из бетона.
(обратно)41
У китайцев что угодно может стать предметом сделки: оскорбление, армия, город, чувство и даже собственная смерть. У них смену веры можно оплатить наручными часами, а смерть — гробом (но гробом хорошего дерева: бывало, что какой-нибудь кули соглашался, чтобы его казнили вместо более богатых осужденных). Первым португальцам-католикам, которые стремились обратить язычников в свою веру, китайцы предлагали окрестить двенадцать сотен человек за одну пушку. Хорошая мортира оценивалась в три тысячи.
(обратно)42
Я замечаю вместе с Джайлсом, что Герберт Спенсер тоже думал об этом,{170} в точности об этом же. Философ, между прочим. Но философ из нации лавочников, я, по сути, больше лавочник, чем философ, подобно тому как охотничья собака не столько охотничья, сколько собака.
(обратно)