У этой религии есть и много других свойств, которые ее выделяют и открывают для обновления (с тех пор, как она отказалась от большинства своих богов, ставших не нужными). Что это за свойства?
Во-первых, это религия прометеевская.[63] Она исходит из победы человека над тайными силами. И не только при помощи йоги.
Здесь в большинстве священных книг встречаешь человека, равного богам, аскета, искателя скрытых человеческих возможностей.
В этом и состоит индийский ответ наркотикам.
Если наркотики открывают путь, помогают различить нечто, то они — всего лишь один из этапов. Хотя бы и будоражащий, даже сверхъестественный.
Наркотики — переориентация сознания. Первый этап изменений.
Следующий этап — аскетизм.
То, что далось как подарок, без усилий или даже в результате ухода от них, нужно обрести заново, приложить усилия и, отказавшись от легкости и простоты, встать на путь трансцендентального.
IV
Почему я прекратил принимать мескалин?
На него нельзя положиться. Нельзя управлять ситуацией по своему усмотрению.
Тогда, может быть, другие, менее сильные средства? Но они и менее интересны.
С годами мне удалось куда-то продвинуться. Я знал, я теперь ближе к важным состояниям, к тем, что того стоят, могу лучше совладать с ними (и с собой), но не наверняка, без гарантии, так, от случая к случаю… всполохами.
За невообразимо прекрасными состояниями, за вроде бы окончательными, необратимыми переменами внезапно открывалось невидимое до поры, но присутствовавшее незримо, самое скверное, нежеланное, а то и вовсе — хаос, странности, нелепицы, которые ты уже считал пройденным этапом.
Первые трудно удержать, вернуться к ним, зато вторые никак не отвадить, не изжить.
Может быть, принимать их (эти средства) один-два раза каждые года четыре, чтобы узнать, какие произошли изменения, было бы и неплохо.
Но я отказываюсь и от этого.
Скажем так: я не слишком подхожу для такой зависимости.[64]
Приложение
Поэт всегда любит впервые, ему даровано чудо увидеть дерево в первый раз.
Восхищенный поэт путает свою жизнь с жизнью дерева и теряется в пространствах.
Будущее поэзии{132} (пер. О. Кустовой)
С начала этого конгресса здесь прозвучало множество советов писателям: им бы стоило обратить свой взгляд к социальным проблемам, подумать о последствиях произнесенного ими слова, осознать свою ответственность, не говоря уже о прочих призывах, которые обычно слышишь на проповеди.
Однако такой взгляд на человека и художника в нем, как на единое целое, где художник и человек отвечают друг за друга или художник подчиняется человеку, — такой взгляд уместен, если речь идет о журналисте или эссеисте, к писателю он уже не очень применим и уж совсем не годится для поэта.
Поэт не обязан быть безупречным человеком и готовить по своему вкусу совершенные кулинарные чудеса для всего человеческого рода.
Поэт не раздумывает над тем, как приготовить эти яства, внимательно и строго следя за процессом, чтобы затем предложить их для всеобщего блага.
Поэт не пускается в подобные предприятия, да и пожелай он этого, результаты будут ничтожными. Хорошая поэзия не часто занимается благотворительностью, да и на политических собраниях она редкая гостья. Если человек стал пылким коммунистом, то из этого не следует, что обращение затронет поэта, самую его поэтическую сущность. Пример: Поль Элюар — ярый марксист, но стихи его, насколько вам известно, сотканы из снов и на редкость изощренны. Аналогичный пример: поэт фашист, чьи пламенные, неистовые речи посвящены почти исключительно величию его страны{133} и чьи стихи, однако, рождаясь в классической и безмятежной духовной атмосфере, остаются прекрасными и не затронутыми политикой. Третий пример: Луи Арагон, когда-то разочарованный буржуа и большой поэт, стал активным коммунистом, как никто преданным делу партии, и посредственным поэтом, чьи боевые стихи потеряли всякое поэтическое достоинство.