— Добрый вечер, Владимир Аверьянович!
— Здравствуйте!
Он тяжело дышит, и я явственно слышу, как в кармане его пальто что-то булькает.
Мы идем к церкви, там как по команде поворачиваемся и видим: директор нащупывает ручку двери, ведущей в котельную. Вот он отворил ее, и его седая голова исчезает в дверном проеме.
Из верхнего окна милицейского общежития несется:
Мы оба вздыхаем и проходим в церковный двор. Тихо. Таинственный свет лампад блестит в окнах.
— А знаешь, у нас в Черногории тоже была такая легенда.
— Какая?
— Про трубы. Будто у одного нашего князя были серебряные трубы, которые темнели, когда нас ждало поражение, и светлели сами по себе, когда впереди была победа.
— А когда это было?
— Не знаю… Давно, когда отец еще был с нами, он пел мне про эти трубы… И песня была очень красивая!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I
У крыльца нашего дома — толпа ребят. Славик что-то им рассказывает, показывая на наши окна.
— Поздравляю! — говорит он, увидев меня.
Я всматриваюсь в его лицо, ожидая какой-то каверзы.
— С чем?
— С приездом военного.
— Какого военного?
— Майора! Твоего дяди!
Я стою ошеломленный. У меня звенит в ушах. Только бы не начало кружиться небо, как это было зимой. И тут я вижу брата: он стоит на крыльце, прижимаясь к железным перилам.
— Это правда?
— Да!
Отстранив брата, я мчусь по коридору; в кухне при моем появлении высокий молодой парень встает со стула и делает шаг навстречу.
— Гвардии сержант Митрофанов, ординарец гвардии майора Никонова!
Я подаю ему руку и осторожно вхожу в комнату. На вешалке висит черная кавказская бурка; на столе рядом с кроватью лежит пистолет в кобуре; сапоги с подвешенными на них чистыми портянками стоят около стула, а на нем — гимнастерка с погонами майора. На ней орден Александра Невского, два ордена Красного Знамени, Красной Звезды и медали!
Уткнув лицо в подушку, посапывая, сладко спит под ярким светом электрической лампы полный молодой человек в белой нижней рубашке. Он выбросил вперед левую сильную руку, на которой не хватает двух пальцев. Мама поворачивает сияющее счастливое лицо в мою сторону:
— Приехал!
Я внимательно рассматриваю его, стараясь найти те черты смелости, доблести и мужества, которые должны быть у человека с такими орденами, и танкиста, и гвардии майора! Но ничего кроме приятной славянской полноты, усталости и добродушия не вижу.
— Мама, — просит брат, — ребята хотят посмотреть на дядю Васю.
— Ну пусть войдут, — разрешает мама.
В коридоре топтание, слышен голос сержанта Митрофанова. Потом двери отворяются и, сняв ботинки, ребята тихо входят в комнату и окружают кровать, на которой, посапывая, лежит милый, родной, смелый, добрый дядя Вася. Живой! Вдруг он чихает и открывает один глаз, оказавшийся молодым, голубым и блестящим. Ребята пятятся.
— Здравствуйте, — говорит он в подушку, поворачивается, садится и закрывается одеялом, улыбаясь широкой, доброй улыбкой. — Ну что, как поживаете?
— Ничего, — отвечает за всех Славик. — А пистолет покажете?
— Пожалуйста! — Дядя Вася достает из кобуры пистолет, вынимает обойму, оттягивает затвор, смотрит в патронник и подает нам. А сам смотрит на меня: — Сразу видно, что старший. Как учишься, как живешь?
— Плохо.
Он хмурится. Потом берет со стула галифе, ловко под одеялом натягивает их; обмотав ноги портянками, надевает сапоги, топает ими; всовывает голову в гимнастерку. Звенят ордена. Он подпоясывается, встает, улыбается и хлопает меня по плечу.
— Вот ты какой стал, оказывается. Здравствуй! — И обнимает меня.
Ребята, положив на стол пистолет и попрощавшись, уходят. Славик делает мне таинственное лицо.
— На минуту, — шепчет он.
— Некогда.
— Всего на одну минуту — важные новости!
Мы вместе идем в коридор, а так как идущие впереди дети мешают нам, он дает последнему пинок.
— Зачем ты так?
— А они все равно маленькие…
— Идиот ты все-таки! Типичный!
— Прощаю… как племянника фронтовика. А теперь слушай! Нюркиному сыну — хана! Точно знаю…
Но мне все это сейчас совершенно безразлично, и я перебиваю его:
— Ладно, пока! — И возвращаюсь в комнату.
Стол уже накрыт, и у приборов стоят серебряные рюмки, лежат салфетки в кольцах. Блестит старинный фарфор. А на столе… на столе банка тушенки, бутылка вина и кастрюля с дымящейся картошкой!