— Сейчас мы отвернемся, — говорит Чернетич.
— Догадался, усатенький… Спасибо!
И теперь я чувствую, что мне становится стыдно. Славик, вздохнув, отдает бинокль. Мы медленно отходим от окна и слышим, как с гулом прогибается железная крыша под ногами этих трех… А когда мы оборачиваемся — девы в шинелях стоят на крыше, глядя на нас.
— До свидания, мальчики, — машет нам смуглая. — Вы в каком классе?
— В восьмом! — отвечает Славик.
— А-а! Уже в восьмом! Когда перейдете в десятый — скажите!
Они хохочут, и от сердца у меня отлегает. «Славные! — думаю я. — Ну что тут плохого?»
Через какое-то время звенит звонок. И Чернетич, чуть не сбив с ног Онжерече, входящую в класс, пулей вылетает в коридор.
Я смотрю вниз. Из дверей общежития, оправляя гимнастерки, выходят… те три девушки! И как по команде поднимают головы вверх, на наши окна.
— Вот черт! — шепчет мне Славик. — Надо же, как быстро милиция одевается! И револьверы на попках! А попки… Сила! Ой, смотри, смотри!
И я вижу, как эти три идут по нашему переулку; проходя мимо клумбы с бюстом Горького, одна из них, хохоча, делает под козырек. В это время двери нашей школы хлопают и из них выбегает Чернетич. Девушки останавливаются и смотрят на него, улыбаясь. Отвесив почтительный поклон, он что-то говорит им. Мы смотрим затаив дыхание. Вот Чернетич снова кланяется, они протягивают ему руки, он пожимает их.
Я знаю, чего он хочет! Он хочет того, что и мы, весь наш класс! Но в какую форму он облек это свое желание! Вот у кого надо учиться, как знакомиться с девушками!
— Во знакомится! — восхищенно говорит Славик.
А они смеются все вчетвером.
«Договорился!» — думаю я.
Вот рыженькая достает блокнот, что-то пишет, снова смеется и подает ему листок. Чернетич опять кланяется и, не глядя на наши окна, бежит обратно.
— Какая прелесть этот мальчик! — говорит Онжерече.
V
Сержант Митрофанов грустно сидит за столом и смотрится в раскладное немецкое зеркальце.
— Слушай! Ты художник?
— Нет, только учусь.
— М-м… Вот что… Можешь закрасить… ну, мой синяк? Чтобы не было видно?
— Он может! — говорит за моей спиной брат. — Он закрасил раз Славику еще больше твоего…
— Замолчи! Что ты вечно лезешь, когда тебя не спрашивают?
Брат поджимает губы, Митрофанов умоляюще смотрит на меня:
— Пудрой здесь ничего не сделать! Нужна краска.
— Нужна масляная краска! — не выдерживая, снова вмешивается брат.
— Я сделаю. Но помни, что трогать закрашенное место рукой нельзя и платком тоже — сотрется. Нельзя потеть, гримасничать, прижиматься лицом к лицу…
— Скорей! — перебивает меня Митрофанов, посмотрев на часы.
Я уже заканчиваю, когда на пороге появляется дядя Вася.
— Извините, товарищ майор, такое дело…
— Вижу! — отвечает дядя Вася. — Оригинально!
Улыбаясь, дядя Вася подходит к столу и ставит на него бутылку портвейна.
— Всё! — разрешаю я.
Митрофанов вскакивает, смотрится в зеркальце и не может скрыть своего удовольствия.
— Товарищ майор! Разрешите отлучиться?
— Иди.
Взглянув на часы, схватив пилотку, сержант пулей вылетает в коридор. Мы слышим, как оглушительно хлопает входная дверь, потом — топот ног под окнами.
Поздно вечером мы сидим со Славиком в нашем дворе на теплом корпусе обезвреженной авиабомбы. В небе мерцают одинокие звезды. Тепло и тихо. Где-то на верхнем этаже музыка. Славик, затянувшись самодельной папиросой, передает ее мне. Я тоже затягиваюсь. В горле першит, на глазах выступают слезы. Я глубоко вдыхаю дым и передаю папиросу Славику.
Невдалеке возникают силуэты двух фигур — мужчины в высоких сапогах и пилотке и девушки в гимнастерке, подпоясанной ремнем, и тоже в сапогах. Они медленно идут к нашему крыльцу. Мужчина что-то говорит девушке, она нерешительно качает головой. Он тянет ее за рукав. Славик, затянувшись дымом филичевого табака, кашляет, и мужчина резко оборачивается.
— Кто здесь?
Я узнаю голос Митрофанова.
— Подойди, — просит он.
Девушка поворачивается и отходит от крыльца, а он спрашивает меня шепотом, но так, что, я думаю, слышно на другом конце двора:
— Ну как, не видно? — И показывает пальцем на скулу.
— Нет. Но сейчас вообще ничего не видно.
— Ладно… Скажи лучше, к вам нельзя? — Он плечом показывает на медленно идущую девушку.
И тут я по фигуре узнаю… рыженькую!
— Нет, — отвечаю я, — там брат. И мама придет скоро.
— А майор где?
— Ушел.