— Сообщаю вам, — кричит он на весь коридор, хотя мы стоим почти напротив него, — что хотя педсовета еще не было, я полагаю, все вы будете переведены в девятый класс!
— Ур-ра! — вопим мы одновременно. — Ур-ра!
Он слабо улыбается и, вздохнув, уходит.
— А он — настоящий мужик! — говорит восхищенно Славик и… осекается: Наклонение с каменным лицом проходит мимо, он слышал последние слова Славика, и они ему явно не по душе.
— Какой я дурак! — шепчет Славик.
— Слушай! А откуда ты взял эту цитату? — спрашиваю я его.
— Дурачок ты!
— Почему?!
— Потому что все организовывается, и ничего не пускается на самотек! Ты где живешь?
— Как — где? В Москве.
— Именно в МОСКВЕ! И поэтому должен знать, что руководство школы не должно все пускать на самотек…
— Значит… Наклонение знал твой ответ?
— Ха! Не только знал, он мне и цитату велел выучить! Понял?
— Да… Но ведь это — программа шестого класса?
— И это не важно! Ничего ты не понял! Важна четкая суть ответа, связанная с современностью. Теперь понял?
— Понял.
— Ну вот и хорошо! Ты спрашивай меня, я тебе многое объясню — пригодится в жизни.
XXVI
Возле дома ко мне подбегают ребята.
— К тебе дяденька военный приходил, — кричат они еще издали. — Он тебя спрашивал! Он сказал, еще придет.
— Как он выглядел?
— Седой, худой… в гимнастерке без орденов… Бледный такой, с мешком.
— А куда он потом пошел?
— Он сидел в нашем дворе и все время смотрел на генеральский дом, а потом ушел куда-то… Нет, он зашел в дом генерала, но был там недолго. И он сказал: «Я — его учитель!» И — всё.
«Боже мой! Это Попугай!»
Я сижу дома в полной тишине, даже выключил радио. Поминутно смотрю на часы, но все тихо: никто не стучит в дверь.
«Что я скажу ему? Как встречу его?»
Я достаю с полки из-за книг знакомый пакет. Внизу на нем размашистым почерком Маргариты Николаевны написано: «Моему сыну, когда он вернется с войны».
Значит, она знала… знала, что он жив! Но почему она знала? Почему? Ведь никто из моих знакомых, у кого пропали родственники на войне, такого бы не написал, не сказал: «Мой сын жив! Я знаю! Мне сказали об этом птицы…»
Воробьи чирикают. Есть ли среди них те, кого кормила Маргарита Николаевна?
И в это время раздается стук в дверь. Я медленно выхожу из комнаты, медленно иду по коридору, поворачиваю ручку замка… В нашем темном парадном, опираясь на клюшку, стоит мой учитель по прозвищу Попугай, сын Маргариты Николаевны… Живой!
— Здесь, — произносит он, немного заикаясь, — здесь живет…
— Здесь. Проходите, пожалуйста. Вы не узнали меня? Это я.
Мы входим в комнату. Он кладет свой солдатский рюкзак на пол, смотрит на меня и протягивает руку. Я пожимаю ее. Он совершенно седой… На нем стираная-перестиранная гимнастерка, такие же брюки заправлены в стоптанные сапоги. На плечах — следы от снятых погон, на груди — разноцветные ленточки ранений.
— Мне… мне сказали, — глухим голосом, так напоминающим низкий голос Маргариты Николаевны, произносит он, — что ты был дружен с моей мамой.
— Да, мы были друзьями.
Тут его взгляд падает на пакет. Он глотает слюну.
— Это… это она мне оставила?
Я молча киваю.
— Так… — Он осторожно берет пакет в руки. — Так… Боже мой! Боже мой! И это все, что осталось от человека… и от нашей семьи!
Воробьи за окном поют свои песни, солнечно, тепло… И Попугай — живой, пришедший с войны Попугай, — как и предсказывала Маргарита Николаевна, сидит передо мной!
— Я был… был в нашем доме… Кто теперь живет в нашей квартире?
— Не знаю. Там многие уже жили.
— Мне сказали, что там жил и старый домоуправ? Где он?
— В тюрьме.
— А наши книги, письма…
— Сначала ваша квартира не была опечатана, и домоуправ взял себе что хотел из ваших вещей. А книги и письма он выбросил на помойку. Мы собрали что могли… Письма Маргариты Николаевны у меня, а книги взял Аркадий Аркадьевич.
— Он… жив?
— Да.
— Скажи мне… Моя мама нуждалась? Ведь я посылал ей!
— Она получила на вас только две «похоронки». Я думаю, они здесь, в этом пакете.
— Правда… — Он говорит так тихо, что я едва слышу его. — Правда, что она просила хлеб… как нищая? — Он страшно бледнеет при этих словах.
— Нет… Она не нуждалась… вернее, нуждалась, как и все.
— Я знаю… Мне сказали… ты знаешь человека, который отнял у моей мамы карточку.