— Глупенькие, не дал вам бог разума, да и силу дал на минуту! Воля ваша теперь — делайте что хотите: ломайте, жгите. Но знайте, внуки ваши опять все сделают!
— Что их слушать?! — Фимка орет, Озеров. — Агитаторы царские!
— Глуп ты, Ефимушко, — те ему отвечают. — Вот вам ключи и книги расходные. Все теперь ваше.
— Давно бы так-то!
— А смертью нас не пугайте. Мы — дворянские сестры и этого часа обучены ждать еще с турецкой войны. А вы помните: не удержать вам богатства!
— Воля божья! — говорит народ. — Пожалте ключики, а книг нам не надо ваших, мы грамоте не обучены.
— Грамоте не обучены, а землей владеть хотите?
— Повесить их, дурочек, на качелях, как бабок Фоминых! Пусть повисят! — кричит Фимка.
Народ тут замолчал, а мне страшно стало.
Стоит народ, молчит, друг на друга смотрим. Сестры — белые, как платочки. А наш-то церковный служитель прибежал босой, а одном подряснике, на белье одетом, крест в руках. Встал в середине и тех сестер и нас крестом осеняет… Молча так, а самого трясет.
— Разойдитесь, — говорит народу, как замог говорить. — Не грешите! Грех ведь убивать да грабить!
— А когда они нас грабили, — кричит Фимка, — ты за нас заступался, сволочь?!
— Я не сволочь, — говорит ему отец Геннадий, — а служитель божий! Все люди друг перед другом виноваты, и если мы за это убивать будем друг друга, то море крови будет. И правды все равно не сыщете!
— Надоело нам! — кричат парни. — Вроде грабить вели, а теперь что? Обман один! Все сволочи!
А я вижу… двое этих… что все в деревню ездили, в черных куртках… партия такая была… Ананисты? Тьфу! Атеисты! Нет! Ну, как их?
— Анархисты, дядя Ваня?
— Вот! Анархисты! Они сзади встали. И пролетка городская ихняя с кучером мордастым стоит у лавки. А они смотрят из своих пенснов тихонько так и улыбаются. Довольные! Батюшка как увидел их, так и взвился.
— Душегубов слушаете! — кричит. — Совратителей, на крови наживающихся! Дьявольское слушаете! Разорителей России! Предателей! Шпионов германских!
— Не надо бы ему это кричать, — замечает дядя Ваня, — по-другому надо бы, может, и лучше было бы… Только народ зашумел, а ребята наши, что орали больше всех, видим, идут к этим… в черных кожанках-то. А те только ухмыляются и шеп-шеп — что-то шепчут.
— Верно! — кричат ребята, как пошептались. — Черт с ними! И до них доберемся! Сначала — кабак! Вот он где — кровопивец!
Народ глядит вниз-то, с горы видно: кабатчик — а он все эти дни тройку наготове держал — сажает в тройку-то жену и детей! А народ уж бежит — кто камни берет, кто палки, и все с горы — к кабаку! А кабатчик нахлестывает! Только пыль поднялась по дороге! Так и смылся и семью увез.
Ну, народ ворвался в кабак. Стекла звенят, орут, почти весь народ сбежал от господского дома. И ведра с вином уж выносят.
Ну, думаю, теперь — все!
Тут попадья бежит с шубой, надела на батюшку, а он на сестриц смотрит и говорит:
— Вам ведь, барышни, уезжать надо немедленно! Сожгут теперь, как перепьются!
— Куда же, батюшка?
— Лучше в город.
А попадья плачет и ручки у барышень целует. А те сидят, как каменные, а ключи и книги на столе лежат.
А те-то двое посмотрели-посмотрели и тихонечко пошли себе с горы и кучеру знак сделали. Сели и поехали прочь… А батюшка смотрит им вслед и шепчет, мне слышно:
— Проклял вас бог, и люди проклянут! Нет добра совратителям душ человеческих! Большие муки за то примете, иуды искариотские! — И плюнул им вслед.
Да… Крутой старик был… Его в восемнадцатом году матрос из маузера убил…
А те старики, что остались, подошли к крыльцу и говорят:
— Вы, матушки-барышни, простите!
— Что ж нам вас прощать? Бог простит!
— А скажите, отчего сказали вы, что не удержит народ землю-то?
— А дураку, — отвечают барышни, — богатство не в пользу! Он и не удержит его. Все, что возьмете, — погибнет, и заново делать будете, да только хуже… А землю, что получите, от лености запустите… И опять будете водку пить и начальство ругать. Прощайте! — говорят барышни.
— И вы тоже!
И старики пошли туда… вниз.
А барышням батюшка говорит:
— Собирайтесь, не теряйте времени! У вас — час, не более! Сейчас народ напьется, остервенеет, и ни вас, ни усадьбы уж никто не спасет. Прошу как наставник ваш, велите закладывать! И прощайте и — бог с вами!
— Спасибо, батюшка, — говорят. — Вот… возьмите ключи и книги…
— На что мне?
— Дверей жалко… чтобы замков не ломали.
— Эх, милые! — говорит батюшка. — Теперь не замков жалеть надо — Россию!