— Какой славный! — обращается к бабе моя соседка, худая высокая женщина, похожая на учительницу, показывая на малыша.
— Тебе-то что?! — буркает та и так стягивает ребенка пеленками, что он багровеет и выпучивает глаза.
— Осторожнее!
— Не издохнет! — Она закручивает его в одеяло, сует в карман бумагу и, взглянув на бюст Горького, произносит:
— У-у! Гадюка!
Потом раздается оглушительное хлопанье входной двери, звенят стекла.
— Следующий! — Кац выпускает из дверей старушку, которая, не глядя ни на кого, заматывает тощую шею платком и исчезает. А я, стараясь умерить по системе Мюллера длинным вздохом бьющееся сердце, вхожу в кабинет домоуправа.
На мое «здравствуйте» никто не отвечает. Домоуправ, сопя, читает какую-то бумагу. Одет он во все военное: на нем новенькая офицерская гимнастерка, пузо перетянуто ремнем, на толстом плече блестит портупея. Рядом с креслом стоит палочка, какой обычно пользуются инвалиды.
— Чего? — наконец спрашивает он, не глядя на меня.
— Заявление на дрова.
— Секретарю! — все так же, не поднимая глаз, буркает он.
— Я хочу сегодня же получить талоны на дрова! — стараясь быть спокойным, говорю я.
— Чево?
— Я хочу сегодня получить талоны на дрова.
— Вас нет в списке.
— Когда нас включат в этот список?
— Это решит комиссия.
Кац обращает на домоуправа страдальческий взор.
— Иван Феоктистович! — робко говорит она. — Вы просили напомнить, когда придет этот жилец… его фамилия…
И тут происходит чудо!
Он встает во весь свой громадный рост, положив одну руку на пресс-папье из мрамора, а другую протягивает мне для рукопожатия.
— Здравствуйте! Здравствуйте, дорогой друг! Мы вас ждали!
Я — в столбняке!
— Вам… вам говорю! — ласково улыбаясь (как может улыбаться крокодил?), говорит мне домоуправ. И добавляет коротко, как приказ: — Стуло ему!
Кац неслышно пододвигает мне стул и мягко кладет руку на плечо.
— Садись! — приглашает домоуправ.
Снится все это, что ли?!
Пожав мне руку так, что я готов вскрикнуть, он продолжает:
— Вот мы и встретились! Курите?
— Нет… Благодарю вас, — растерянный и близкий к обмороку, отвечаю я.
— А я балуюсь! Прифронтовая привычка! — Он вытягивает из портфеля папиросу, щелкает зажигалкой, затягивается, смотрит на меня и барабанит пальцами по столу. — Так вот, молодой человек… У меня к вам в свою очередь тоже просьба! Список для тех, кто в виде исключения…
Бумага, как по волшебству, появляется из белых нежных ручек Кац.
— Вы ведь из этих… из семьи художника?
— Да.
— И сами, я слышал, рисуете?
— Да.
— Вот и хорошо! Вы-то нам и нужны! — Он отечески, ласково смотрит на меня. Я медленно краснею, как всегда со мной бывает в подобных случаях. — Нужен художник! — продолжает он. — Для работы в нашем домоуправлении.
Он должен рисовать… ну, словом, все, что нужно: диаграммы. Доски почета. Словом, сами знаете!
Я киваю.
— И… и это уж для меня…
Мне кажется? Нет, он явно покраснел! Наш домоуправ!
— Я хочу… ну, то есть… мой портрет… Как передовика, конечно!
Под сияющим любовным взглядом Кац домоуправ обтягивает на своих мощных плечах гимнастерку, втягивая при этом живот.
— В общем, вот что! Нарисуйте мой портрет! — говорит он уверенно. И это звучит как приказ. — Товарищ Кац! У нас есть еще талоны на дрова? На этот месяц, ну, в порядке исключения? Конечно, как для актива… И как там резерв американских подарков?
— Да, конечно, — тихо, так тихо, что эти слова скорее угадываются, чем слышатся, произносит Кац.
По моей спине течет пот.
«Никогда не пиши то, что тебе не нравится! — вспоминаю я слова моего учителя и учителя моего отца. — Иначе будешь не художником, а…»
— Спасибо, — чуть слышно отвечаю я. — Я должен подумать.
— Что ж тут думать?!
Молчание. Я отодвигаю стул. Он, моментально подхваченный Кац, водворяется на свое место.
— До свидания!
— Приходи с красками! — слышу я вдогонку.
«Права Нюрка. Я — полный идиот!» И я выхожу.
— Следующий!
XVIII
«Где взять дрова?» — думаю я, медленно идя к дому. Мысли путаются, ноги как ватные, хочется лечь и лежать так хоть сто лет и ничего не делать.
Я останавливаюсь у дрожащей под напором ветра стенгазеты нашего домоуправления.
— …нравится? — слышу я сзади голос. Славик делает шаг ко мне. — Ну как живешь? Все болеешь?
— Нормально.
— Ну как газета?
— Газета как газета… — Я пожимаю плечами. — Но все-таки как можно наладить канализацию на пятьдесят процентов? И где и какой можно найти заменитель стекла? И что же вы, то есть ваша квартира, всё это сделали? — спрашиваю я Славика.