«Мещанство — это строй души современного представителя командующих классов. Основные ноты мещанства — уродливо развитое чувство собственности, всегда напряженное желание покоя внутри и вне себя, темный страх перед всем, что так или иначе может вспугнуть этот покой, и настойчивое стремление скорее объяснить себе все, что колеблет установившееся равновесие души, что нарушает привычные взгляды на жизнь и на людей», — писал А. М. Горький в «Заметках о мещанстве».[10] Кармен только мечтает — теперь уж тщетно — о том, чтобы муж заседал в аюнтамьенто (юродском управлении) или имел право на почетный титул «превосходительства», но строй души ее именно такой, какой нужен командующим классам. Все основные ноты звучат в ее монологе: и неудовлетворенная жажда собственности, и стремление к безмятежной гармонии с окружающей социальной средой, и темный страх перед любой новой мыслью, любым самостоятельным поступком, и неколебимая уверенность, что все на свете объясняется вульгарными, пошлыми мотивами.
И если бы она заботилась только о сытном куске, столовом серебре и соблюдении внешних приличий! Но Кармен безапелляционно судит обо всем и поучает мужа и детей по всем злободневным вопросам. Ее речь состоит из одних ходячих мнений и газетной фразеологии, недаром то и дело повторяется припев: «Это все говорят». Слушая ее монолог, мы можем себе представить, какой страшный пресс — тяжелее гробовой доски — давил всю жизнь Марио, а теперь будет давить детей, о физическом и моральном здоровье которых Кармен так трогательно печется. Ее материнская забота обернется инквизиционным ошейником — гарротой их юному прямодушию, вольной мысли.
Монолог Кармен построен мастерски. Дело не только в непринужденности интонации, восклицаний, повторов, перебивок. Искусно сплетаются темы, подобные темам в музыкальном произведении, и каждая из них — особая линия содержательного анализа, которому романист подверг буржуазное миросозерцание. Есть темы, характерные, так сказать, для всесветного мещанства, например тема социального престижа, символизированного в автомобиле или столовом серебре. Но есть темы специфически испанские, позволяющие уяснить особую роль мещанства в структуре испанского общества. Буржуазка из другой европейской страны, скажем из Франции, вряд ли предпочтет, чтобы «бог прибрал» ее ребеночка, лишь бы он не сделался интеллигентом. Это презрение к интеллигенции, вообще к умственному труду, если он не вдохновлен церковью, — одна из самых окостеневших испанских традиций, глубоко укоренившаяся за века отсталости. Афоризм, изреченный отцом Кармен: «На экспорт мы должны посылать не машины, а духовные ценности и целомудрие», имеет в виду отнюдь не интеллектуальные достижения. «Духовные ценности» в традиционном понимании — это религиозная мораль. Наука, светская культура, литература, с исконно испанской точки зрения, — занятия второсортные и опасные, поскольку всегда как-то связаны с атеизмом и вольнодумством. Верная дочь своих родителей, Кармен убеждена, что приятель ее юности Пако Альварес, разбогатевший на спекуляции земельными участками, достиг в жизни куда большего и стал более значительной персоной, чем неудачник Марио, институтский преподаватель и автор нескольких романов.
Господствовавшая на протяжении более чем тридцати лет диктатуры политическая нетерпимость, тщательно проводившаяся властями унификация не только образа мыслей, но и словесного выражения всякой мысли, жесткая идеологическая дисциплина как будто навечно впечатывается в податливое мещанское миросозерцание. Между Кармен и Марио идет настоящая «война слов». Как раздражают Кармен слова, которые в наши дни под воздействием антифранкистского движения зазвучали в Испании: «свобода», «диалог», «молодежный бунт»! И как ненавидит Марио обязательные к употреблению официальные клише, вроде пресловутого «крестового похода» (так франкистская пропаганда именует гражданскую войну 1936–1939 гг.)! Кармен, однако, отвергает не все новое: с легкостью приспосабливается она к понятиям и требованиям нынешнего «потребительского» этапа испанской истории. Правда, она еще не может одобрить легкость нравов, доведенную до скандального предела в «передовых» странах. Но ненасытный вкус к вещам, но соревнование в потреблении уже становятся ее второй натурой: она и мужу изменила с Пако Альваресом только потому, что тот катал ее в роскошной красной машине. А ведь супружеская верность — одна из нерушимых заповедей традиционной морали, и Кармен страдает от того, что поддалась искушению.
Частная жизнь провинциальной мещанки, таким образом, иллюстрирует немаловажный общественный процесс — процесс контаминации старой и новой систем ценностей. Один из самых богатых людей в Испании, племянник диктатора Николас Франко, заявил: «У нас есть ряд фундаментальных идей, от которых мы не откажемся, так как это основные идеи испанского народа, отражающие его национальную индивидуальность. А затем наше движение готово ассимилировать ряд новых идей, выражающих сегодняшние тенденции в испанской жизни, и даже некоторые идеи из-за рубежа».[11] Иными словами, власть стремится сохранить свою антидемократическую сущность, приспособившись к условиям современного капитализма, отдать «потреблению» быт, но удержать мысль испанцев во власти франкистской доктрины. С такими, как Кармен, это легко удается. С такими, как Марио, это никогда не удастся.