— Разве евреи верят в жизнь после смерти, как римляне и греки? — спросила Прокула. Наверное, подумал Пилат, она не поняла, какое оскорбление только что нанес ему Антипа. Впрочем, неважно. Тетрарха сбил с мысли ее неожиданный вопрос, и он несколько подрастерял самоуверенность.
Иродиада улыбнулась, заметив это, и ответила на вопрос вместо мужа:
— Ессеи верят в это, как и фанатики зилоты.[13] Они разобщены, их лозунг — безвластие. Фарисеи, как всегда, во всем сомневаются, кроме Закона, ну а саддукеи, чьи семьи традиционно правят храмом и большинством торговых сделок в городе, придерживаются мнения, что жизнь — это все, что у нас есть.
— С тем же успехом можно быть атеистом, — заметил Пилат.
Он снова почувствовал, как его охватывает раздражение, оттого что священники придерживаются столь светских взглядов. Он знал атеистов и в Риме, но сам являлся сторонником элевсинских таинств, считая, что вечная и благословенная жизнь после смерти ему уже обеспечена.
Антипа тут же проявил интерес к этой новой теме.
— По опыту своему знаю, наместник, что из безбожников получаются самые лучшие священники.
— Тогда, получается, вы сам атеист? — спросила Прокула.
Иродиада, по всей видимости почувствовав, что гостям неприятна эта тема, а возможно воспользовавшись этим, шутливо и с нежным упреком заметила мужу:
— Супруг мой становится атеистом лишь поздно ночью, когда боги спят, а он, пользуясь этим, напивается до полного забвения. Но днем и ранним вечером он почитает каждый предрассудок, известный человечеству, и даже изобретает собственные. В противном случае, как мне кажется, он бы давно набрался мужества и вопреки своим предубеждениям арестовал бы проповедника Иоанна. Он в открытую подстрекает людей.
— Того, кого они называют Крестителем? — спросила Прокула.
— Того самого. Причем его совсем нетрудно найти. Каждый день в одно и то же время этот человек стоит в воде реки Иордан.
— Считаю, что его примеру должны последовать и другие евреи, — не без ехидства вставил Пилат. — До сих пор не могу понять их нежелания мыться.
А знаете, почему он колеблется? — спросила Иродиада, проигнорировав шутку Пилата.
— Молчать! — прикрикнул на нее Антипа.
В зале тут же настала мертвая тишина. Иродиада понимала: окрик этот предназначался только ей, — но сделала вид, будто он велел всем гостям замолчать, чтобы все услышали ее речь. И она продолжала, на что не отважилась бы ни одна римлянка:
— Он боится, что этот человек нашлет на него порчу, если он только осмелится его тронуть. А теперь позвольте спросить, может ли атеист бояться проклятия праведника? Вы когда-нибудь слышали о чем-то подобном?
— Ничего я не боюсь! Просто Иоанн более опасен в ореоле мученика. Пусть лучше бродит по пустыне, как помешанный.
— У отца твоего подобных сомнений и колебаний не было.
— Времена меняются.
— Как и люди. — Увидев, что муж ее не отвечает, Иродиада одарила Прокулу приятной улыбкой. — Антипа считает, ваш супруг навлек на себя неприятности, когда не стал убивать десять тысяч евреев. Я права, Антипа?
— Думаю, он упустил возможность преподать им хороший урок. Но каждый волен править по-своему и получать свой результат, как я уже говорил.
Пилат потянулся к чаше с вином, напомнив себе, что сегодня он гость и что этот человек, сколь бы дерзкими и невыносимыми ни казались его нападки, некогда водил дружбу с самим Тиберием.