Они остались втроем. Корбо подошел и осмотрел раны Николь. Она что-то жалобно бормотала при этом.
— Что вы хотите? — удалось выдавить ей.
Корбо ответил по-итальянски:
— Если попросите меня, только вежливо, я распоряжусь. И вам принесут свежую и чистую одежду.
— Что он сказал? — гневно воскликнула Николь. — Говорите по-английски! Я вас не понимаю!
Не отрывая от нее взгляда, Корбо продолжил по-итальянски:
— Если переведете ей, что я сказал, ей дадут одежду, пропитанную кислотой.
— Что он хочет? — в отчаянии обратилась Норт к Кейт. Переведите мне, что он говорит!
Корбо сказал по-английски:
— Молитесь своему Богу, доктор Норт. Насколько я понимаю, он должен служить в подобные моменты единственным утешением.
Николь вскрикнула, точно ее пронзили ножом, хотя Корбо не сказал ничего страшного, лишь упомянул Бога.
Он оставил ее и подошел к Кейт. Крики Николь постепенно стихали — по мере того как он отходил от нее все дальше, но дыхание оставалось учащенным, натужным. Глядя в глаза Кейт, Корбо произнес по-итальянски:
— С кем вы ворвались в мой дом летом?
Кейт ответила по-английски:
— Один человек. Познакомилась с ним в Риме.
Корбо подошел к стене, снял пылающий факел, затем, любуясь его ослепительно ярким пламенем, направился к Норт. Та дико завопила от страха, заметалась.
— Итан Бранд! — воскликнула Кейт.
Но это не помогло. Пламя коснулось ног Николь. Корбо сохранял прежнюю невозмутимость, словно не видел, как она корчится от боли. Кейт прежде никогда не слышала, чтобы человек так ужасно кричал, и что-то внутри у нее словно сломалось. Ей казалось, что она сможет вынести все и этот негодяй никогда не увидит ее покорившейся. Но он догадался, в чем состоит единственная слабость Кейт. Она оставалась человеком.
— Оставь ее в покое!
Корбо, не выпуская факела из рук, направился к Кейт. Окинул ее оценивающим взглядом с головы до пят — шею, плечи, груди, бедра, ноги. Взгляд этот не оставил у Кейт никаких сомнений в его намерениях.
И улыбка тюремщика была почти дружеской.
— Допустим.
— Чего тебе надо?
— Мне нужна правда! И не думай, что предаешь тем самым своего любовника. Он все равно уже мертв.
Глаза Кейт горели гневом. Горло перехватило. На долю секунды показалось — нет, она этого просто не вынесет.
Если это послужит утешением, могу добавить: он убил двоих из троих моих людей, которых я послал, чтобы допросить и казнить его. Он был очень сильным и ловким, твой возлюбленный. С радостью взял бы его к себе на службу.
Кейт заморгала, слезы застилали глаза. До этого момента она не знала, что это такое — ненавидеть по-настоящему. Ярость жгла сердце, но ум оставался холодным и ясным. Пусть это будет стоить ей жизни. Она ощутит себя свободной, только когда убьет Джулиана Корбо. Тем труднее примириться с мыслью, что сделать это сейчас невозможно. Итана больше нет, а она даже оплакать его не может. Это чудовище не увидит ее слез.
— Что за люди подъезжали к воротам?
Кейт покосилась на Николь. Запираться невозможно. Ей нужно почувствовать сильную физическую боль, это поможет сфокусировать гнев на подонке. А видеть страдания Нортона больше не в силах.
Какие-то австрийцы. Имен не знаю. Знакомые отца. А я видела их лишь однажды.
— Как их зовут?
— Мы не используем имена.
И она снова взглянула на Норт — та не отрывала от нее взгляда, полного надежды и страха одновременно. Видимо, у нее уже выработался рефлекс: боль напрямую связана с ответами Кейт.
На твоем месте я бы не сильно о них беспокоился. Они оба мертвы. Хельга покончила с собой сегодня днем. Бедняжка поступила не слишком умно. Она выпила какую-то жидкость для выведения пятен. Насколько мне известно, очень страдала, очень. А Хьюго нашли примерно час назад, в Вене, в его любимой пивной. Кто-то кастрировал его в туалете и оставил истекать кровью. Скверное дело.
— Ты жалкий выродок.
— Зато у меня очень длинные руки, леди Кеньон, если вы этого еще до сих пор не заметили.
— Ты за это заплатишь.
— Твой отец сказал почти то же самое, перед тем как я всадил ему пулю в голову. Не далее как сегодня днем.
Кейт яростно рванулась вперед. Наручники впились в запястья, цепи натянулись. Настал ее черед кричать от боли.
Корбо подошел к Николь, та при виде его не могла сдержать дрожи.
— Встаньте, доктор Норт, — скомандовал он.
Николь не ответила, даже не шевельнулась, видно, пребывала в ступоре.
— Встать! Кому говорят! Или буду снова поджаривать на огне!
Николь повиновалась, но простояла лишь несколько секунд, ноги не держали. Она ухватилась за цепи.