— Значит, вы в июле диагностировали депрессию?
— У него были классические симптомы.
— А выписанное вами лекарство — это антидепрессант?
— Да.
— Доктор Фергюсон, вы слышали ранее в ходе этого заседания о потенциальных побочных действиях этого лекарства. Не отметили ли вы, что оно оказало подобное побочное действие на покойного?
— Ну, честно говоря, я был удивлен, что в его крови при вскрытии было такое обнаружено. Когда я видел его в октябре, он сказал мне, что вообще не принимал этого лекарства.
— А знаете ли вы почему?
— Пациенты часто с подозрением относятся к лекарствам, особенно к антидепрессантам. Люди не принимают лекарств, которые мы им рекомендуем, — это случается, наверное, чаще, чем мы думаем.
— А могло ему при его депрессии стать лучше без лекарств?
— Могло. Но не стало. Когда он пришел ко мне в октябре, он был в гораздо худшем состоянии.
— В чем это выражалось?
— Я написал: «Депрессия. Не хочет разговаривать. Отрицает наличие идеи самоубийства, но такие мысли мелькают. План: побудить принимать амитриптилин (не принимался). Отослать к психиатру. Увидеть через три дня».
— Мне из этого не ясно, почему вы сочли, что ему стало гораздо хуже?
— Видите ли, когда он приходил ко мне в июле, я поинтересовался, не наносит ли он себе ущерба. Это обычный вопрос, который задают всем страдающим депрессией. В то время у него таких мыслей не было. Он рассказал мне немного о своей работе и семье, и я успокоился, увидев, что он считает — у него есть ради чего жить. Когда же он пришел ко мне в октябре, у него по-прежнему не было конкретных планов, но он признал, что у него мелькают мысли покончить с собой.
— Поэтому вы решили отправить его к психиатру?
— Да, а также потому, что он не принимал лекарство. Пожилые одинокие мужчины — это группа высокого риска, особенно если их посещают мысли о нанесении себе ущерба насильственным путем. И я не хотел рисковать.
— Вы просили его прийти через три дня. Он пришел?
— Нет. Девятнадцатого октября я в последний раз видел его.
— А учитывая вашу обеспокоенность его состоянием, вы не пытались связаться с ним, когда он не явился в назначенный день?
— Ну, в идеальном мире я, наверное, так бы и поступил. Но на практике я очень редко это делаю. Просто нет времени.
— Благодарю вас. Мистер Форшо?
(Мистер Форшо встает.)
— Только один вопрос, доктор Фергюсон. Я понимаю, что этого нет в тех записях, что вы нам прочли, но не помните ли вы характер этих «мелькающих мыслей»?
— Я не уверен, что понимаю вас.
— Ну, по-моему, вы употребили выражение «нанесение ущерба насильственным путем». Что, по словам мистера Артура, он намеревался с собой сделать?
………………………………
— Доктор Фергюсон?
— Он сказал, что когда едет на машине, в голову ему неожиданно приходят разные мысли. Например, он представляет себя мертвым в разбитой машине.
— Благодарю вас, доктор Фергюсон. Вопросов больше нет.
(Мистер Форшо садится. Встает мистер Джонсон.)
— Доктор Фергюсон, если бы вы считали, что ваш пациент намеревается совершить самоубийство, что бы вы предприняли?
— Согласно Акту об умственном здоровье, я отправил бы его на обследование для принудительного помещения в больницу.
— Но с Рэймондом Артуром вы так не поступили?
— Нет. Когда я его видел, я считал, что этого не требовалось.
— Если вы действительно волновались по поводу кого-то — не настолько, чтобы изолировать этого человека, но достаточно, чтобы не спать ночью, — вы разыскали бы его, если он не являлся к вам в назначенное время, правда? Вы наверняка не так уж заняты своей работой?
— В вашем контексте я, наверное, так бы и поступил, да.
— Короче говоря, мы можем предположить — поскольку вы хороший врач, — что мелькавшие у мистера Артура идеи о смерти были недостаточно серьезными и вы не верили, что он может их осуществить. По вашим собственным словам, вы направили его к психиатру, так как не хотели рисковать. Я правильно суммировал ваши высказывания?
— Да.
— Значит, вы либо были правы в своем суждении, что состояние Рэя Артура не вызывало серьезного опасения, либо вы небрежно отнеслись к нему. Так что же это было?