– Вот с этого места, Джим, – рука потянулась к блокноту, висящему на холодильнике, дёрнула лист и ручку. – Эротику можешь опустить. Про “пойдём со мной”. Подробно.
– Дословно, что ли? – В голосе старшего злость. – Сидели на ковре, который в моей гостиной. Он сказал, что хочет увезти меня из Лондона. Сказал предупредить своих, собрать вещи. Я ответил, что поеду куда угодно. Потом эротика. Что непонятного?
Он резко, чуть не расплескав нетронутый кофе, отставляет кружку, сцепляет пальцы до побеления костяшек.
Джек быстро записывает на блокнотный лист “собрать вещи”, потом – “предупредить”. Первое зачёркивает. Срывается с места и орёт уже из зала:
– Глиняная чашка есть? Керамика. Широкие края.
– Ты в курсе всей посуды, которая у меня есть. – Голос Джима из прихожей. Твёрдый. – Я в этой метафизике не участвую.
– Да чёрт бы тебя...
Джек залетает обратно на кухню, хватает из шкафа единственное глиняное – большую чашку-супницу, которую сам же притаскивал себе под глинтвейн. Плескает в неё воду из-под крана. В зале садится на ковёр (стараясь не думать, что тут вытворял астральный отпечаток Пера с его братом), вглядывается в водную поверхность. Старший злобно фыркает на кухне. Пусть. Джек не уверен, что увидит даже самого призрака, ошивайся он тут, тем более след – если уже ушёл.
– Ты же сильный медиум. Был, – тихо в пространство, продолжая поглаживать воду. – Как-нибудь, пни там, урони что-нибудь... Мне надо знать, заберёшь ты его или нет.
Бесполезно. Через полчаса Джек сдаётся и идёт с кружкой в кухню. Выплёскивает воду в раковину.
– Из меня так себе экстрасенс, разве что совсем рядом призрака учую, – сказал спине брата. Джим стоял у окна, неподвижный и прямой как палка. – Так что не знаю. Такие сны во многих верованиях означают, что... мёртвый пришёл за живым. Если учесть, что сон ты видел яркий и впервые за три года, я...
Джим будто прямее становится. Замирает – даже дыхание.
– Ты к тому, что он меня заберёт?
– Да не знаю я. – Джек опускается на стул, проводит по лицу ладонями. И опять: старые шрамы. Джек их ненавидит вместе с памятью об особняке, забравшем его друга. И теперь вот. Почти отчаяние. Поверил. – Знаю только, что есть такая трактовка. Предупреди своих... Это что-то вроде “попрощайся”, так его слова интерпретировало твоё восприятие. У нас сознание современной культурной парадигмой запрограммировано бояться смерти. При контакте с призраком сообщение шифруется. Так “разберись со своими делами” стало “пакуй вещи”, или как там было, а “простись навсегда” – “предупреди об отъезде”. Ну и сама смерть заменилась на... отъезд этот самый.
Джеку горько и страшно. Пальцы нервно стучат по крышке стола. Мизинец слегка боком и с шишкой на месте перелома, как Мэтт изуродовал, так кость правильно и не срослась.
– Арсень был очень сильным медиумом. И просто так... я... к чёрту. Я просто хочу надраться и не думать.
– А давай, – вдруг предлагает брат, не оборачиваясь. – Мы с тобой никогда не надирались.
Они засыпают вповалку, не разбирая дивана. И просыпается Джим – с похмелья, рано, едва светать начало – уткнутым головой прямо в спину младшего. Неудобно и болит шея. И голова. Ещё пить хочется.
Он с трудом сползает с дивана. Джека не будит – раз может спать, пусть спит. Полезно. Приняв вертикальное положение, направляется в сторону ванной, когда запинается о какие-то баулы.
Их тут
Не было
Мысли ворочаются с трудом. А баулы при ближайшем рассмотрении оказываются дорожными сумками.
Из полумрака прихожей появляется Арсений, закидывает себе на плечо набитый рюкзак. Оказывается, дверь квартиры настежь на лестничную клетку.
– Почти всё нужное перетаскал уже. А то как ты без своих книжек-то будешь, – сообщает весело. Оглядывает его с головы до ног. Присвистывает. – Ну ничего себе, вы вчера... отметили отъезд. Голова сильно болит?
– Приемлемо.
Джим потирает виски. Щурится, рассматривая Арсения в неверных утренних сумерках.
– Думаю, можно считать, что я с ним попрощался.
– Хорошо. – Тон Арсения меняется на более глубокий. И говорит он тише. Отставляет рюкзак, подходит ближе. Обнимает. Пальцы – тёплые – скользят по лбу, и головная боль стихает. – Хорошо всё, Джим. Ты только реши – тебе правда эти сумки нужны? А то таскать замучаемся, а лучше до рассвета выехать. Первое правило путешественника.
– С чего ты вообще взял, что мне нужны сумки?
Джим обвивает рукой его поясницу, смотрит в глаза. Теперь, когда голова не болит, выходит даже улыбнуться.
– Ты же их сюда наставил, не я, – он тепло фыркает. Касается губами виска. – У меня только рюкзак с кое-какой памятью... ну, по правде, там куча фотографий, блин, моих. А ты, кажется, решил запомнить вообще всё.
– Ну наставил. Но брать не буду.
Джим прикрывает глаза. Теперь, когда Арсений рядом, когда всё уже решено, ему легко. Только один вопрос зудит на языке:
– Почему ты младшему не ответил? Вы всегда были друзьями.
– А... Он что, пытался связаться? Меня же тут не было, я тебе время дал, разобраться. Наедине с собой. Контакт, значит...
Арсений щурится, прикладывает палец к губам и на цыпочках пробирается в гостиную. Джек спит на диване, сопя в подушку. Арсений спокойно берёт со стола лист и карандаш. Рисует что-то быстро, кладёт рядом на подушку. Хмурится. Наклоняется куда-то за ручку дивана и достаёт бутылку с водой.
– Настоящую не подвину, силёнок маловато, но по отпечатку образа он минералку быстро найдёт, – посулил Джиму, пока тот разглядывал рисунок. Бровь приподнималась всё выше. Арсений нарисовал их двоих, обнимающихся и счастливых до приторности (себя в фате и с венком из розочек), а на заднем плане самого Джека, которого, кажется, тошнило в ближайший куст.
– На контакт он точно попытается выйти второй раз, надеюсь, способностей моё послание увидеть хватит, – пояснил Перо, собирая волосы в привычный высокий хвост и перевязывая кожаным шнуром. – Брат-крыса всегда всё на лету схватывал.
– Ну, хоть что-то…
Джим склоняется над спящим братом. Сейчас, «на расстоянии», заметнее морщины, на лбу горизонтальная, углубившиеся носогубные складки.
Теперь младший остаётся совсем один. Даже кошку бывшая оттяпала. Не с Райаном же ему общаться – Фолл говорил, он стал ещё нелюдимее. Теперь не огрызается в ответ на любую фразу, а хмуро молчит.
Преодолев желание потрепать брата по поредевшим волосам, Джим выпрямляется.
– Я готов.
– Пойдём тогда.
Они спускаются вниз, из подъезда (Арсений захватил и впрямь только свой рюкзак и закинул его в багажник джипа к нескольким джимовым сумкам). Ещё рано, прохожих нет, только пара машин проехала по улице. Да ещё и туман после вчерашнего дождя. Улица вымытая, чистая и яркая, тротуар блестит от мелких луж. Напротив у куста в ограде прыгает воробей. Ищет чего-то на асфальте.
Арсений выкуривает сигарету перед тем, как сесть в машину, неспешно оглядывая улицу. Джим давно устроился, но спешить и впрямь не тянуло.
– Можешь не пристёгиваться, – говорит Перо внутри, заводя мотор. Кидает на него тёплый улыбающийся взгляд. – Город быстро проедем, а там через полчаса красивые виды будут по сторонам.
– Тут разве есть время?
Джим проводит пальцами по приборной панели. Всё очень точно. Пальцы чувствуют прохладную шершавость пластика. И внутри то самое, забытое ощущение предвкушения, какое бывает перед дальней дорогой.
– Если захочешь. – Арсений касается его руки, ухмыляясь. Пожимает пальцы. – Я, кстати, понятия не имею, куда мы едем. Но так ведь начинаются все самые интересные путешествия, вроде.
– Я к такому не привык, – скользнуть подушечками по его запястью. Улыбнуться. – Но готов пробовать.