– Получилось.
Я тут же отправил обратно одеяльце, кратковременную пропажу которого даже не заметили, и зажёг свечу. Судно не везде имело электричество и лампы. В принципе, в каюте лампочки были, но имелась причина, почему они не работали: динамо-машина разобрана, ремонт на ходу идёт. Так что или светильники, или свечи – вот чем пока пользовались на борту.
Устроившись за столом, я достал из портфеля писчие принадлежности и начал творить – писать четыре письма. Первое, конечно же, Анне. В нём я сообщал, что узнал о рождении малышей, очень им рад и готов помочь материально, содержать их, но с одним условием: никто не должен знать, что дети мои, пусть носят фамилию матери – Смирновы. Мол, у меня образовалось множество влиятельных врагов во дворце императора, могут и им навредить, поэтому Анна и её мать должны отвергать любое предположение о том, что мы родственники.
В конверт я вложил всю наличность, что у меня была из русских денег, пообещав в следующем году выслать ещё. А что, три с половиной тысячи банкнотами – очень неплохая сумма, если не транжирить. То, как письма попали в кроватку малютки, я объяснил тем, что отправил доверенное лицо, он и оставил письма, а заодно глянул на моих сыновей.
Кроме того, в письме Анне я просил её передать незаметно три других письма, причём не сразу, а недели через две: с натяжкой, но можно будет поверить, что они дошли с Дальнего Востока по железной дороге. Передать их нетрудно, и я надеюсь на Анну. Да наймёт уличных мальчишек, они и отнесут. Кстати, конвертов у меня не было, сам клеил их из листов. Четыре и сделал, и, пока они сохли, писал письма.
Одно из писем предназначалось Анне Васильевне. В нём я довольно подробно описывал наши с братом действия на море (тот через письмо передавал привет и наилучшие пожелания) и как меня оболгали, решив арестовать по наущению англичан. Объяснил свою обиду на командование флотом и правителя России за то, что они пошли на поводу у британцев, и своё решение бежать. Конечно, причина, почему я соскочил, довольно зыбкая, но я легко рискну карьерой ради того, чтобы вплотную заняться британцами. Под конец написал, что мы с братом набили немало японских кораблей, дальше Тихоокеанский флот справится сам, а мы умываем руки. Ну и попросил названную матушку поберечься: гнев императора за наш побег из-под ареста может пасть и на неё.
Второе письмо – в канцелярию императора. На двух листах от лица обоих близнецов я попросил освободить меня от награждения дворянством. После подлого приказа из столицы по подложному обвинению я не хочу больше иметь ничего общего с правительством России. Раз канцелярия императора работает на британцев, пусть и дальше от них зарплату получают, а я не желаю иметь с ними ничего общего. Письма написаны на эмоциях, это да, как будто писали сразу после побега из-под ареста, но вполне толково. В конце письма я приписал как постскриптум: «Рыба гниёт с головы». Неплохое письмо вышло. Конверт я заклеил и на обороте написал, куда отправить, без обратного адреса.
Ну и последнее письмо – в военное ведомство. Туда я написал прошение, или, скорее, уведомление, что в связи с противоправными действиями со стороны командования Тихоокеанского флота (ложное обвинение и арест) я решил покинуть ряды военного флота, о чём и уведомляю военное ведомство. В общем, просил уволить обоих братьев по собственному желанию. В конце письма поставил подписи, на конверте написал адрес военного ведомства.
После этого я перевязал тесьмой три из четырёх конвертов, письмо Анне положил сверху и, чуть прикрыв глаза (я пока неопытен в этом умении), отправил стопку конвертов младшему сыну – она появилась слева от него. Анна в это время кормила старшего близнеца, поэтому появление конвертов осталось незамеченным, а я с помощью младшего, который сразу проснулся, скрыл конверты. Это было сложно: младенец в пелёнках в виде кокона был, руки не освободишь. Так я просто перекатился на них, да ещё помочился, как раз хотелось. Так что пелёнки намокли, ну и конверты тоже.
Я в своей каюте уже убрал всё со стола, погасил свечу (снаружи как раз рассвело) и, лёжа на койке, наблюдал, как обнаружили конверты. Да почти сразу. Как только накормили старшего Алекса и взяли на руки Алексея, сразу раздался удивлённый возглас Анны. Тут же в комнату вбежала бабушка – судя по муке на переднике и руках, она на кухне что-то готовила, – и конверты взяли, отряхнули, просушили платком и развязали тесьму. Кстати, обе испугались: как кто-то смог проникнуть к их малышам, да ещё незаметно для них?
Пришлось подождать, пока Анна покормит младшего. Только после этого женщины, не покидая комнаты, просмотрели конверты, отложили три из них, впечатлившись адресами, куда их нужно направить, и вместе прочитали письмо, которое я написал Анне. Бабушка стояла у Анны за плечом и, сосредоточенно сопя, тоже читала. Обе грамотные, это хорошо.