- Но мы его видим, хоть и на фото. - возразил Миронов.
- Какое объяснение?
- Божий промысел. - хмыкнул чекист.
- Или происки врага рода человеческого, если ударяться в религию. - сказал Новожилов.
- Не исключено. - сказал Зимин. - Всё равно будете допрашивать всех.
- Это само собой. - сказал чекист.
Обсуждения самолёта свелись к двигателям, но поскольку тут собрались авиаконструкторы и испытатели, то выводы делались поверхностные.
Однако врач в этих обсуждениях не участвовал. Он висел на телефоне со всеми - решался вопрос о карантине и мерах защиты.
- Да, нужны комплекты ОЗК и противогазы. Не вашего ума зачем!
Следом был звонок в военный госпиталь имени Бурденко.
- Да, мужчина 30-ти лет, переломы рёбер, травма позвоночника, в… полевых условиях проведено дренирование плевральной полости. - Зимин чуть не сказал «кустарных».
То, что сделали на борту таинственного самолёта следуя лишь его подсказкам - за такое у хирурга отобрали бы диплом, оторвали руки, начистили рожу, поставили клизму с патефонными иглами без вазелина и разумеется, пинком под зад из системы здравоохранения. Прямо в ласковые объятия милиции, у которой уже готово дело за… а за что? Если настоящего хирурга. Эти точно присели бы за незаконное врачевание[92].
- Поняли. Вышлем машину…
- Не сейчас. Я же объяснил - самолёт в воздухе, когда сядет - не знаю. Держите машину и бригаду наготове, как вам велел Буренков, я сообщу когда можно выезжать.
- Понятно, Иван Рэмович.
- И не забудьте, что все в машине должны быть хотя бы в повязках.
- Уже все уши прожужжали. И противогазы, и химзащита, всё будет готово в течении полутора часов.
- Хорошо.
Положив трубку на базу, Зимин наконец присоединился к товарищам авиаконструкторам. Те закончили обсуждать фотографии, и настала пора врачу смотреть и удивляться. Больше всего его удивили надписи «Российские авиалинии», «100 лет отечественной гражданской авиации» и триколор вместо красного знамени как флаг самолёта. Да, ему в общих чертах довели ситуацию, что самолёт необычной расцветки, и некоторые странности… их не надо воспринимать близко к сердцу. Просто зафиксировать это как факт, а разбираться после.
***
19 апреля 1984 года. Москва, СССР. 23:10. Кремль, Сенатский дворец
Черненко Константин Устинович, 72 года. Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного совета СССР
Телефонный разговор между генсеком и министром здравоохранения проходил в весьма напряжённой обстановке - Буренков успел уже вернуться домой, как вдруг ему позвонили из Политбюро, а следом приехала служебная «Волга», которая немедленно доставила министра в его кабинет.
- Сергей Петрович, ты сделал?
- Да. - отвечал Буренков. - Я связался с госпиталем Бурденко, там подтвердили готовность принять пациента. Я дал команду 4-му управлению[93] приготовить карету и быть наготове. Была мысль отправить раненого к ним, но в Бурденко лучше.
Вопрос транспортировки раненого бортпроводника решался, как и любой вопрос, связанный с этим бортом, на высшем уровне.
- Хорошо. Что по карантинным мерам.
- Это не ко мне. Я свяжусь с Дмитрием Фёдоровичем, чтобы обеспечил медиков защитными средствами. Только какими? Защитные очки это понятно, как и марлевые повязки. Но лучше всё-же запросить противогазы с новыми фильтрами.
- А что с врачами, которые будут с ними контактировать?
- Изолируем на время работы с ними и после карантин. Надеюсь, мера окажется эффективной. Пассажиров и экипаж, разумеется, тоже. Но как я понял, там не только медицинские причины.
- Всё так. Об этом тебе лучше не знать.
Совещание с министром здравоохранения закончилось. Теперь настала пора вскрыть конверт. Плотный и пухлый бумажный конверт, содержащий отравленное знание. Набор из нескольких десятков фотоснимков, отражающих недалёкое будущее как мирового авиастроения, хотя до осознания этого ещё не дошло, так и будущее самой державы. И вот настала пора осознать это.
Фотоснимки вызвали у Черненко реакцию… что-то среднее между рядовым заявлением Рен-ТВ про высадку в Антарктиде пришельцев-рептилоидов с планеты Нибиру и реакцией президента Ботсваны на алмаз весом в почти две с половиной тысячи карат.
«Что за упырь страну погубил?» - спрашивал себя Черненко и надеялся, что это был не он…
В грудине резко закололо и началась тяжёлая одышка.
Лёгкие… вечное проклятье новоиспечённого генсека. Тяжёлое хроническое заболевание, известное как «эмфизема лёгких»[94], выматывало и так далеко не здорового старика до предела. А ещё Леонид Ильич, который обожал охоту, не способствовал здоровью своего верного «серого кардинала» - после каждого, а особенно зимнего выезда в Завидово он валялся с простудой. А добавить эмфизему - так вообще.
Но приступ быстро прошёл, и он вернулся в работу, изучая снимки.