Этим и озаботился Устинов, составляя приказ о немедленной передислокации части машин в условиях полной секретности.
Однако всё же чем дальше, тем сильнее были его сомнения. А действительно ли этот самолёт терпит бедствие? Вдруг это какая-то тайная игра, а самолёт лишь носитель огромной по своей мощности атомной бомбы.
«Да бред». - подвёл черту под этой мыслью Устинов. - «Тем более, настолько качественную мистификацию никто не стал бы организовывать».
Впрочем, кое-что он сделал. В Москве оказался «курьерский» МиГ-25, снаряжённый помимо ПТБ двумя ракетами класса «воздух-воздух» и авиапушкой с полным боекомплектом. Эту машину он намеревался, как сказали бы через десять лет, «отжать» у Гоголева на некоторое время, а пилоту поставть приказ в случае отклонения от курса сбить немедленно.
Впрочем, даже такой «простой» приказ требовал некоторой бюрократической волокиты.
20 апреля 1984 года. Борт самолёта «Боинг 777-300ЕR» а/к «Аэрофлот». В небе над Владимиром, РСФСР. 02:24 местного времени. Время в пути - 9 часов 27 минут.
Лыков Константин Андреевич, 37 лет. Командир воздушного судна.
После этого перформанса с пролётом над лётчиками-истребителями я не стал выводить самолёт на крейсерскую высоту, ограничившись 70-м эшелоном и скоростью всего в 300 узлов. И так керосина всего ничего, а выходить на эшелоны 350 или 410 - минус несколько тонн из оставшихся десяти. То есть, почти по земле скребёмся, благо диспетчеры очистили небо, о чём свидетельствовали переговоры «местных» бортов.
- Остаток девять тонн. - сообщил Леонов.
- Принял. - сообщаю я. - Держи прежний режим.
Зазвонил телефон. В который раз за ночь.
- Слушаю.
- Контрольный отзвон. - сообщила Беляева. - У вас всё в порядке?
- В полном. Идём конечно не по плану, но в остальном порядок. Салон готов к посадке?
- Готовим. Пассажиры вернулись на места, сейчас сами готовимся.
- Хорошо. Готовимся к обычной посадке, пассажирам ничего сверх необходимого.
Положив трубку, я задумался. Считается, что самыми опасными в полёте являются первые и последние три минуты полёта. Сейчас же риск взлетел до предела - да, я знаю схему «Жуковского», хоть и не садился здесь никогда. Разве что на симуляторе, но сомневаюсь, что схема аэродрома за сорок лет не изменилась. Поэтому нас должны заводить на посадку по приводам военные диспетчеры. И держать в расчёте, что у нас только одна-две попытки зайти на посадку, потому что в противном случае, у нас попросту закончится керосин.
Очень неприятное чувство, когда у тебя остаются почти пустые баки. Приходилось пару раз объявлять топливную тревогу и идти вне очереди на посадку[123].
Но если посадка почему-то будет невозможна, то дело действительно будет пахнуть керосином, которого не будет. В таком случае единственный вариант - уходить на Чкаловский[124], как единственный в окрестностях военный аэродром, где не может быть лишних глаз, или приводнение на Химкинское водохранилище. Не хотелось бы - шансы что все выживут при приводнении - очень малы. Королёв однозначно не жилец. Или вытащить не успеем, или за собой кого-то утянет. Это если самолёт не разрушится при приводнении, а то были прецеденты, уже в эпоху реактивной авиации.
В 1996 году при попытке приводнения в Индийском океане разбился эфиопский Боинг-767. Из 180 с чем-то погибло 125[125]. Самолёт развалился на куски из-за сигарообразного фюзеляжа и высокой скорости только потому, что на борту оказалось три угонщика-дегенерата, сначала потребовавших лететь в Австралию, а потом активно мешавших управлять самолётом, особенно после того, как они всё же израсходовали топливо. Двигатели нашего самолёта как и в том случае с успехом выполнят роль огромных черпаков, которые в лучшем случае оторвутся сами, но скорее всего просто оторвут крылья и следом развалят фюзеляж на части. Вот тогда выживших будет… если они вообще будут. Все не спасутся, это точно. Кто-то погибнет в обломках самолёта, кто-то всплывёт, но замёрзнет. Вода ледяная… плохо. Нет, просто ужасно. А лёд наверняка уже не толстый. Да и вряд ли речной лёд даже при условии не московской, а нормальной сибирской многомесячной зимы сможет выдержать 180 тонн.