Глава 26
Осторожно, чтобы не разбудить, Гален убирает волосы с ее лица — ее щеки розовеют в свете утренней зари. Ее сарафан безнадежно испорчен — Атлантический океан оставил на нем пятна, смахивающие на горную гряду. Вдобавок, Эмма умудрилась порвать подол, пока искала свою вторую сандалию в лунном свете. Наконец, она расстелила его для него веером, чтобы ему не пришлось лежать на песке. На нем он и провел всю ночь. Вот почему я никогда не отсеивался. Никто другой не смог бы с таким комфортом разместиться в моих объятиях. Он наклоняется, приникая к ее губам. Она вздыхает, словно почувствовав.
В отдалении кричат чайки, охотясь за своим завтраком. Плещется утренний отлив, покидая берег. Воздух играет в сухой траве на дюнах, словно нашептывая секреты, не предназначенные для его ушей. И рядом спит Эмма. Вот оно, определение мира и спокойствия.
Вся идиллия рушится, когда раздается звонок от Торафа. Зачем Рейчел раздобыла Торафу телефон? Неужели она меня так ненавидит? Пошарив за собой в песке, Гален добирается до телефона как раз перед тем, как он перестает звонить. Он выжидает пять секунд... И да, конечно же, он звенит снова.
— Алло? — шепчет он.
— Гален, это Тораф.
Гален фыркает.
— Уверен?
— Рейна готова отплывать. Ты где?
Гален вздыхает.
— На пляже. Эмма все еще спит. Мы придем через пару минут.
Эмма рискнула нарваться на гнев мамы, снова не вернувшись домой вовремя, чтобы побыть с ним последнюю ночь. Брачная церемония Торафа уже завтра, и присутствие на ней Галена с Рейной обязательно. Ему придется оставить Эмму под опекой Торафа, пока он не вернется.
— Простите, Ваше Высочество. Говорю же тебе, Рейна готова. У тебя есть две минуты на прощание. Она направляется в вашу сторону, — телефон отключается.
Гален склоняет голову и проводит губами по ее нежной шейке.
— Эмма, — шепчет он.
Она вздыхает.
—Я все слышала, — сонно ворчит она. — Скажи Торафу, что не нужно орать в трубку телефона. Если он продолжит в таком же духе, мне придется случайно его сломать.
Гален ухмыляется.
— Он скоро с ним освоится. Он же не полный идиот.
Услышав это, Эмма открывает один глаз.
Он пожимает плечами.
— Ладно, может на три четверти. Но все равно не полный.
— Ты уверен, что не хочешь, чтобы я отправилась с тобой? — спрашивает она, садясь и потягиваясь.
—Ты же знаешь, что хочу. Но я думаю, эта брачная церемония будет весьма увлекательной и без представления семье моей девушки-полукровки, как думаешь?
Эмма смеется и убирает волосы на одну сторону, перекидывая их через плечо.
— Это наш первый раз вдали друг от друга. Ну, как пары. Мы же с тобой встречаемся по-настоящему всего две недели. Что я буду без тебя делать?
Он притягивает ее к себе, прислоняя ее спиной к своей груди.
— Я надеюсь, вернувшись в этот раз, я не застану тебя целующейся с Торафом.
Смешок позади них дает им знать, что две минуты уже истекли.
— Ага. Иначе как бы не пришлось кого-то хоронить, — радушно добавляет Рейна.
Гален помогает Эмме встать и отряхивает песок с ее сарафана. Он берет ее за руки.
— Могу я попросить тебя кое о чем? Только не злись.
Она хмурится.
— Дай-ка угадаю. Ты не хочешь, чтобы я заходила в воду пока тебя не будет.
— Я не приказываю тебе держаться от нее подальше. Я прошу, очень вежливо и от всей души, чтобы ты не заходила в воду. Это твой выбор. Но я был бы самым счастливым человеком-рыбой на побережье, если бы ты меня послушалась.
Сейчас они чувствовали преследователя едва ли не каждый день. Вместе с теорией доктора Миллигана о том, что отец Эммы не был полукровкой, этот факт заставлял Галена нервничать больше, чем он мог предположить. Это значит, у них все еще нет ответов насчет того, кто мог знать об Эмме.
Эмма вознаграждает его захватывающей дух улыбкой.
— Я не буду. Поскольку ты просил меня об этом.
Тораф был прав. Мне просто нужно было попросить. Он качает головой.
— Теперь я могу спать спокойно.
— Ты-то сможешь. Не задерживайся слишком долго. Или Марк будет сидеть рядом со мной за обедами.
Гален кривится.
— Я поспешу, — он тянется ее поцеловать. Между тем, раздается всплеск воды.
— Она уплывает без тебя, — шепчет Эмма.
— Она могла бы уплыть еще пару часов назад и я все равно бы ее догнал. Прощай, рыбка-ангел. Веди себя хорошо, — он крепко целует ее в лоб, затем разбегается и ныряет.
И он уже начинает по ней скучает.
* * *
Гален находит Грома именно там, где его не должно быть — на минном поле. До его брачной церемонии осталось всего несколько часов, а он все еще тоскует по своей утраченной любви. Но кто такой Гален, чтобы его судить? Его брат связывается с той, кого он не любит — что позволяет Галену быть с той, кого любит он.
Гром приветствует его вымученной улыбкой.
— Я не готов к этому, братишка, — признается он.
— Конечно же, готов, — смеется Гален, хлопая брата по спине.
Гром качает головой.
—Такое чувство...будто я предаю ее. Налию.
Гален замирает. О, нет. Он не умеет вытягивать Грома из настроения подобного рода.
— Я уверен, она бы смогла понять, — говорит он.
Гром задумчиво его рассматривает.
—Я хотел бы так и думать. Но ты не знал Налию. У нее был потрясающий норов, — он усмехается. — Я все еще оглядываюсь через плечо, ожидая, как она появится, готовая от души поколотить меня за мое намерение связаться с кем-то другим.
Гален нахмуривается, не зная, что сказать.
Гром усмехается.
— Да я шучу.
Затем пожимает плечами:
— Ладно, почти шучу. Клянусь, я почувствовал ее совсем недавно, Гален. Словно она все еще жива. Я едва сдержался, чтобы не последовать за пульсом. Ты не думаешь, что я схожу с ума?
Гален кивает головой, но только из необходимости. Втайне, он соглашается, что такое возможно.
— Я уверен, это все из-за чувства вины. Э... не то, чтобы тебе было за что себя винить. В смысле, это естественно, что ты так себя чувствуешь перед своей церемонией связывания. Нервы и прочее, — Гален запускает руку в волосы. — Прости, я не слишком разбираюсь в такого рода делах.
— В каких делах? Брачных? — ухмыляется Гром.
— Очень смешно.
— Наверное, тебе стоит провести побольше времени на суше, затем вернуться и поговорить со мной. Пребывание на земле старит тебя, ты же знаешь. Может, пойдет тебе на пользу.
Гален фыркает. И ты мне говоришь об этом только сейчас.
— Я знаю.
Откуда ни возьмись, Гром хватает Галена за лицо и удерживает его железной хваткой. Гален терпеть не может, когда он так делает.
— Дай-ка мне взглянуть на твою симпатичную мордашку, пескарик. Ага, как я и думал. Твои глаза стали голубыми. Сколько же ты времени провел на суше, а? Только не говори мне, что ты променял хвост на человека! — тут он внезапно смеется и отпускает его.
Гален смотрит на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Я просто подтруниваю над тобой, пескарик. Чтобы ты не расслаблялся.
— Я знаю, но... почему ты сказал, что мои глаза стали голубыми? Какое отношение это имеет к людям?
Гром небрежно отмахивается рукой.
— Забудь. Кажется, ты переживаешь сейчас больше, чем я. Говорю же тебе, я просто пошутил.
— Гром, если это что-то касающееся людей — мне нужно знать. Я ведь посланник к людям. А ты не даешь мне выполнять мои прямые обязанности, — голос Галена звучит куда спокойнее, чем он себя чувствует. Он вспоминает о фреске на Тартессосе. И Сирене с голубыми глазами вместо фиолетовых.
— Трезубец Тритона, Гален. Это не имеет ничего общего с твоими обязанностями, как посланника. Это просто слухи. Честно говоря, я удивлен, что ты не слышал об этом прежде.
Гален скрещивает руки.
— Нет, не слышал.
Гром закатывает глаза.
— Ты прав. Ты не слишком осведомлен в подобных вещах. По легенде, когда Сирена проводит слишком много времени на земле, ее глаза выцветают, становясь голубыми. Но это просто миф, пескарик. Успокойся. Твои глаза все еще фиолетовые.