Вэлтри покраснел.
— Да, я был в курсе. Я просто проверял вас. — Он деланно засмеялся. — Может, вы поставите его на место? И снова провернете центрифугу?
Келвин улыбнулся и проделал все, что нужно.
Вэлтри зажег в печи огонь от тлеющей внутри оранжевым цветом спирали.
— Температура внутри недостаточная, чтобы плавить золото, но если добавить кислород… — Он отвернул кран на высоком зеленом баллоне, стоявшем рядом с печью, и из горелки узким языком вырвалось голубое пламя. — Теперь температура пламени чрезвычайно высокая — три тысячи градусов. А сейчас все, что нам нужно сделать, так это вдуть расплавленный металл в полость, и, когда он там застынет, мы получим готовую металлическую коронку вместо восковой формы.
— Детективам могут понадобиться очки, — заметил Келвин.
— Действительно. Можете принести?
Келвин принес очки для защиты глаз.
— Быстренько поглядите и сразу отводите взгляд. Не смотрите на это слишком долго.
— Сегодня Келвин работает с золотом, — пояснил Вэлтри. — Вот мы помещаем золотые слиточки в этот вот тигель. Я беру эту форму…
Тут Келвин ткнул пальцем в тигель:
— Не забудьте про предварительный нагрев…
— Еще раз спасибо, Келвин, — сказал Вэлтри недовольно. — Теперь я беру паяльную лампу и начинаю предварительный нагрев тигля, пока он не станет хорошего вишневого цвета. Потом я кладу в него слиточки золота. Паяльной лампой плавлю золото, пока оно не станет жидким, на что требуется около шестидесяти секунд. Я беру форму и устанавливаю ее рядом с тиглем. Когда я закрою крышку, тигель начнет вращаться на центрифуге, и центробежная сила отбросит расплавленное золото на стенки полости в форме. Раз, два, три…
Он закрыл стеклянную крышку, и тут же закрутившаяся центрифуга образовала слепящий круг яркого белого света.
— Может, пора уже перекрыть газ? — спросил Келвин через какое-то время.
— Давай, — кивнул Вэлтри.
Келвин отключил кислород.
— Вот все и готово, — объявил Вэлтри. Он повернул ручку в центре аппарата, нажал на кнопку, открыл дверцу и с помощью щипцов достал из печи гипсовую форму. — Теперь я оставлю это на час, чтобы форма остыла до комнатной температуры. Когда я ее потом разобью, внутри окажется золотой зуб. После чего дело за подгонкой и полировкой. А когда это будет проделано, мы начинаем косметические операции — ставим керамические или фарфоровые фасетки. Но для прочности основа должна быть металлической.
— Стало быть, эти отходы от подгонки и полировки вы потом отсылаете для восстановления? — спросил Джо.
— Да.
— О'кей. Ну, спасибо за то, что показали, как вы тут работаете.
Уши Гар улыбнулась детективам, когда они уходили.
Выйдя в коридор, Джо повернулся к Дэнни:
— Газ, паяльные лампы, пламя, расплавленный металл… Хорошенькие игрушки для какого-нибудь психа.
Глава 21
Шон Лаккези сидел перед телевизором с бутылкой пива в руке и пакетом чипсов на коленях, когда в его комнату вошел Джо.
— Черт побери, однако! Семь часов вечера, понедельник. Тебе не кажется, что это не самое лучшее время, чтобы пить пиво?
— Ага, — не оборачиваясь, буркнул Шон и поднес бутылку ко рту.
Джо вырвал ее у сына:
— С меня хватит! Осточертели мне твои штучки!
Шон молча вылупил глаза на отца.
Джо сел, потирая лоб.
— Извини, — тихо сказал он. — Я просто здорово о тебе беспокоюсь. И мама тоже.
— Со мной все в порядке, — пожал плечами Шон и посмотрел на отца с тем же самым выражением скуки и безразличия, с каким Джо в свои восемнадцать смотрел на собственного отца.
— Теперь пьют совсем по-другому, чем пили мы, когда нам было столько, сколько тебе, — заметил Джо со вздохом.
— Ага, вы, кажется, когда пили, надевали расклешенные штаны.
— Может быть, но дело в том, что столько мы в таком юном возрасте не пили.
— Это вовсе не значит, что у меня крупные проблемы.
— Послушай, Шон. Ты много пьешь, ты пьешь уже четвертый вечер подряд, и такое с тобой не в первый раз. Зачем тебе столько пить?
— Да вовсе не так уж я и пью! И никто из моих приятелей не выслушивает от своих предков столько фигни!
— Может, никто из этих предков не волнуется за своих отпрысков.
Шон поднял глаза.
— Сынок, я пока тихо и спокойно с тобой разговариваю. Мы не кричим и не ссоримся. Но боюсь, что скоро у нас начнутся и крики, и ссоры.
Шон молча уставился в пол.
— Если ты пьешь, чтобы забыть прошлое, то именно это нас с мамой и беспокоит. Мы помним, что тебе пришлось пережить, помним лучше, чем кто-либо еще. А твои друзья не помнят. Ты для них — всего лишь часть компании. И никто из них не думает о каждом отдельном человеке и о том, хорошо это или плохо — нажираться каждый вечер. Им на это наплевать.