— Что же она?
— Я оплошал. Я хотел показать ей, что к семье сохраняют привязанность, не топчут ее, несмотря ни на что. Ибо я свою семью создавал так чисто, честно и бескорыстно, как только возможно. Она была моей женой. (Не понимаю, чего он так носится с этой «семьей», точно с идолом каким-то, эти женатые люди — форменные маньяки).
Карл застонал и поднялся:
— Все эти качества никому не нужны, дело тут не в семье, семья — ерунда, все это жалкие пережитки вчерашнего дня. Ты был и есть крестьянский неуч, которого мать когда-то била по щекам. О, как эта женщина надругалась надо мной!
— Ложись, Карл, нужно тебе что-нибудь? (Эрих был поражен, Карл ни словом не упомянул о любви, он не чувствовал любви, он только проклинал, защищался.)
— Я пойду в ванную, приведу себя в порядок. Я должен найти ее, она обязана отдать мне детей и извиниться, а потом пусть отправляется на все четыре стороны.
— Ты говоришь глупости, Карл. Оденься и пойдем часок погуляем.
— Ладно. А дом останется таким, как есть, ни на волосок ничего не изменится. (Это мое последнее слово — дом не рухнул, я приказываю: он не рухнет!)
Он встал, прямой и спокойный, пошел в ванную. Он корчился от муки, я все это создал, а она губит дело рук моих, так двадцать-тридцать лет назад отец поступил с матерью, и она не в силах была отстоять себя.
Смертоносная молния ударила в мать, сеть великого превращения была уже накинута на нее, земля уже разверзлась перед ней, но она ускользнула и сохранила себя. Карл же еще горел, и неизвестно было, отстоит ли он себя.
За завтраком он сказал Эриху:
— Если хочешь пожить у меня, пожалуйста, я всегда тебе рад, но помощь мне не нужна.
— Может быть, ты переедешь к маме?
— Квартира меня не мучает. (Наоборот, у меня с ней есть счеты, я одолею эту мебель, штука за штукой.)
Братья расстались в передней с прежней сердечностью, машина Карла дожидалась внизу. Прислуга с удивлением смотрела на преобразившегося хозяина, — он задаст этой женщине, детей он, конечно, скоро вернет себе. Покончив кое с какими неотложными делами, Карл написал заявление домохозяину об отказе от квартиры, для него это была попросту мера для сокращения расходов, и решил, что он оставит себе только одну прислугу, запрет ненужные комнаты. Затем он вспомнил о майоре и о клевете, которую тот возвел на него, позвонил своему адвокату и по телефону договорился с ним, чтобы тот составил жалобу на редактора журнала и тотчас же дал ей ход.
От Карла Эрих поехал прямо к матери. Возбужденно расхаживая взад и вперед по комнате, он не мог удержаться от того, чтобы не рассказать матери и о Хозе. Он хотел убедить ее, что с Карлом и Юлией дело вовсе не так просто. Ну и досталось же ему от матери! Она отругала его, с проклятьями обрушилась на Юлию. Эта каналья немедленно должна выдать детей, либо надо силой отнять их у нее. Глядя на неистовствующую женщину, Эрих пожалел, что рассказал ей о Хозе, и попросил не говорить об этом Карлу.
— Именно, осел ты этакий, именно: это первое, что ему надо сказать. Ты почему не хочешь сказать? Вероятно, ты доволен, что те благополучно удрали вдвоем, похитив вдобавок детей? До брата тебе, видно, дела нет?
— Не говори ему ничего, мама. Он и так невыносимо мучается.
Но она немедленно позвонила Карлу, голос его звучал спокойно, — она попросила его тотчас же приехать к ней, и он обещал. Когда он вошел, она горячо обняла его, как давно уже не обнимала, Эрих, чуть не плача, ретировался, — она плакала у него на груди. От злости, — подумал Карл. Он спросил, медленно подводя старуху к дивану:
— Эрих, верно, тебе уже все рассказал?
— Да, и я рада, что ты так стойко держишься. Ты знаешь, где она?
— Нет.
— Садись. Почему ты не узнаешь ее адреса?
— Я был сегодня очень занят, мама (настолько я еще не справился с собой).
— Ты хочешь, я вижу, оставить ее в покое. Эрих тебе, конечно, не рассказал, что это за особа.
— Мама!..
— Да, что за особа, какую невестку я выискала себе. Ты разведешься с ней, ты немедленно начнешь процесс о разводе, чтобы отобрать у нее детей.
— Ты хочешь окончательно добить меня, мама, разве и без того не довольно?
— Какие у вас слабые нервы, стыдитесь, мужчины! Она позорит честь нашей семьи. Ты не допустишь этого. Завтра все будут говорить, что она сбежала с любовником, да еще выкрала детей.
Карл строго посмотрел на мать.
— Хватит, мама. Я прошу прекратить этот разговор, я не хочу этого слышать.