И вернувшись в свой уединенный домик у озера, одна с детьми, она отдалась охватившему ее чувству безграничного удивления и тревоги. Что случилось с Карлом, кем же был этот человек, с которым она прожила столько лет, может быть, она никогда не понимала его? Может быть, она поступила с ним несправедливо, и все это: бегство, похищение детей, связь с Хозе — всего этого не надо было делать? Здесь за городом у нее было достаточно времени для размышлений.
«Он меня подавлял, порабощал, и только теперь он сам раскрывается, — это под влиянием горя. Он вовсе не такой тиран. Но как я должка была поступить? Следовало вернуться к нему, я чересчур поспешно действовала, в конце концов, он муж мой».
Она поехала в город к родителям. Те не находили слов для осуждения Карла; хорошо, что Юлия развязалась с ним, это беспримерный негодяй: как он обошелся с майором, который раздобыл ему заказы, но теперь его фабрика здорово трещит по всем швам. Они поздравляют Юлию, — она во-время выпрыгнула из кареты.
Юлия думала: «Это говорят мои родители, если они так поносят его, значит, в нем есть что-то хорошее, не надо было уходить от него, но что мне теперь делать?»
Юлия была в таком смятении, что не решилась пойти, как было уговорено с Карлом, в ресторан на свидание с ним, ее пугали настроения Карла, они увиделись лишь у адвоката. Тот доволен был, что можно оттянуть окончательное оформление развода, так как отец Юлии в случае развода претендовал на возвращение части приданого; надо было составить ряд всяких письменных соглашений, Юлию до глубины души возмутило циничное поведение отца. Карл улыбнулся ей с ласковой покорностью. У нее защемило сердце.
Мать Карла попрежнему жила маленьким спокойным домом; старая, но еще крепкая, она все-таки внешне изрядно поддалась. Как-то утром к ней приехал Эрих, он был удручен, письмо Юлии жгло ему руку, и Карл к нему не показывался. Эрих неожиданно заговорил с матерью об их детстве, о том, как жилось Карлу.
Мать, ничего не понимая, с удивлением слушала его.
— Карл все еще вспоминает об этом?
Она тоже ничего не забыла, но на другой лад. Она взглянула на Эриха:
— Что с вами обоими? Неужели вы до сих пор толкуете друг с другом об этих вещах? Да ты еще ко мне приходишь с этой дребеденью.
— Без всякой причины я бы этого не стал делать, мама, даже после разговора с Карлом. Не в разговоре этом дело. Ты знаешь ведь, в каком тяжелом положении сейчас Карл.
— Я знаю еще и то, что ты защищаешь и извиняешь Юлию. Ты ему это сказал?
— Конечно. Он это отлично знает. И он не оправдывается.
Мать вспылила и ударила ладонью по столу.
— В чем ему оправдываться? Перестанешь ли ты, наконец, болтать чушь? Право, Эрих, твое знание людей, заимствованное у твоих молодцов, не к месту здесь. Она бросила его, а он должен оправдываться? Она прелюбодейка, осужденная по закону и праву, среди бела дня она выкрадывает у него детей, а он должен оправдываться. В чем, скажи, пожалуйста?
Толстяк сдерживался, он и сам был очень взволнован.
— Я не хочу задеть тебя, мама, я передаю тебе лишь наш разговор и все то, что я говорю, сказано было не мной, а Карлом.
— Что же он сказал?
— Он рассказывал, например, о своей юности и как ему тяжко было…
— Боже мой, к чему он говорит об этом?
— …всякая радость, или, как он выразился, любовь вытравлена была у него из нутра.
Старуха, сидящая на диване, ударила кулаком по столу и закричала:
— Об этих вещах вы толкуете друг с другом? И для этого я вас вырастила, для этого я вывела вас из грязи, чтобы вы бросали в меня грязью? Разве Карл не был всегда моим хорошим сыном, привязанным к семье? Разве он не выполнял своего долга по отношению к семье лучше, чем его отец? Он был хорошим мальчиком, кормильцем нашим, чего только мы для тебя, Эрих, не сделали, а теперь он говорит, что из него вытравили радость.
Она принялась убеждать Эриха.
— С ним стряслось несчастье, и пусть он не сваливает его на других. А он не рассказал тебе кстати, что он годами грызся со мной, потому что я не разрешала ему гонять по улицам со всеми оборванцами и негодяями, которые набивали ему голову сумасшедшими идеями? Где бы он теперь был, наш господин фабрикант?
— Ему мало радости от его фабрики.
— Смешно это. Всем теперь тяжело. Юлия, эта уличная девка, сводит его с ума. Что же это за радость, какую я вытравила из него?