Четвертый раз. Карл медленно идет к двери. Скажем себе: еще два раза. Если он позвонит еще два раза, я отопру. Он вынул часы. Интервал в полторы минуты — и снова звонок. Еще полторы минуты — и еще звонок.
Карл положил часы в карман. Итак, откроем. Осветив переднюю, он взял с подзеркального стола щетку, пригладил волосы, провел платком по лицу и отпер.
Перед дверью стоял высокий сухопарый господин в соломенной шляпе, лицо гладкое, возраст неопределенный. В руках у гостя была легкая трость. Господин приподнял шляпу, открыв при этом низкий лоб и легкие светлые волосы, и спросил, имеет ли он честь разговаривать с хозяином дома? Он говорил с иностранным акцентом. Можно ли войти? Карл спросил, в чем дело? На лестнице трудно будет изложить цель прихода. Карл впустил его. Горничной все еще не было. Если это бандит, он может убить меня. Карл прошел вперед, гость, держа шляпу и палку в руках, гордо и энергично откинув голову, длинными размеренными шагами вошел вслед за ним через широко раскрытую дверь в столовую. Карл посмотрел, закрыта ли дверь в музей. Туда бы я его сейчас не мог впустить.
Сухопарый высокий господин остановился посреди комнаты, поворачиваясь корпусом в обе стороны. Оглядывал комнату. Карл выдвинул два стула из-за большого пустого стола. Господин сказал:
— А этой картинки нет.
— Какой картинки?
— Талисмана. Бог, хранитель твой при свете дня, хранит тебя и ночью.
Кто это? Гость не представился. Резким твердым голосом он продолжал:
— Но, может быть, эта картинка висит в другой комнате, в вашей спальне?
Он иронически, лукаво подмигнул ринувшемуся ему навстречу Карлу:
— Мы вряд ли выбросили эту хорошенькую старинную семейную вещицу, а?
Этот человек меня знает. Незнакомец кивнул.
— Верно. Говорите, говорите, не стесняйтесь.
— Вы…
— Верно. Впрочем, и я бы вас не узнал. Двадцать. двадцать пять лет — это не пустяк. Четверть века.
Это был Пауль. Этот высокий сухопарый человек с иронической усмешкой. Он был чрезвычайно худ, но какой глубокий, твердый взгляд больших лучистых глаз. Неужели и раньше у него были такие светлые глаза? Карл (кто был теперь этот Карл? Фабрикант? Сорокалетний мужчина? Семьянин? Неизвестно кто? Мальчик?). Карл нерешительно протянул ему руку, ту самую, которой он полчаса тому назад размахивал молотком. Гость спокойно и не спеша пожал ее, положил шляпу и трость на стул, но Карл отнес их в переднюю; вешая и рассматривая шляпу, он думал: «Неужели? Кто? Пауль? Что у меня с ним общего? Просто даже смешно. Все перевернулось вверх дном, рыночный зазыватель Пауль в моем доме, мир сошел с ума, что нужно этому человеку, денег? Не шантаж ли это?» Незнакомец, — это действительно Пауль, — сидел за большим пустым столом, положив длинные руки на его блестящую поверхность, на месте Юлии. Но Карл сел не на свое место, а напротив Пауля.
— Я надеюсь, что не поцарапаю стол, это ваше произведение, прекрасное дерево и не коробится. У вас, может быть, гости? Я вам не мешаю?
— Гости? Да, были. Я ждал, что дверь отопрет горничная, но она, видимо, вышла.
— Понятно. Погода прекрасная. Вам бы тоже следовало погулять. Что вы делаете один дома? Я пришел на-авось. Странно, что вы не переехали в новую западную часть города, в знаменитый Вестен.
— Там живут мой брат и моя мать.
— Они совершенно правы. Там много воздуху. Там нет такого чувства, как будто тебя законопатили. Если уж человек сам связан в движениях, то пусть, по крайней мере, его окружает простор, некоторое безлюдие, только деревья да животные вокруг, хотя бы это были одни пауки да муравьи.
— Вы провели эти годы в дальних краях?
— Вас удивляет мой акцент? Да, я много передвигался. Порой, впрочем, бывало и наоборот. У нас тогда бывало лишь десять шагов в длину и десять — в ширину. Наш брат часто сменяет прогулки под открытым небом на прогулки за решеткой. Но зато мы не всю жизнь сидим в тюрьме, как другие.
Он спокойно посмотрел на Карла, лицо Карла было неподвижно. Гость рассмеялся.
— А вы стали большим человеком. Богаты, влиятельны, сильны.
Карл махнул рукой.
— Не расскажете ли вы мне, конечно, не обязательно сегодня, как чувствует себя хозяин жизни. Я имел возможность либо издали наблюдать таких людей, либо стоять перед ними в качестве бедного грешника.
— Ничего особенного, — сказал Карл, — впрочем, я не так уж богат, а властью уж я, верно, никакой не обладаю. Ведь вы, несомненно, слышали о кризисе. Приходится работать, не щадя сил.
— И стоит?
Карл пожал плечами, сделал неопределенный жест рукой.