— Иными словами, — вставил Скотт, — какая нам будет польза от того, что мы найдем эти старые дела? Если найдем…
— Польза может быть, и очень большая, — сказал Энди. — Если Окулист копирует эти старые преступления, значит, у него должен быть доступ к информации о них! Необходимые сведения он может черпать либо из книг, либо непосредственно из полицейских досье, которые хранятся в наших архивах. И в том и в другом случае Окулист должен оставить какой-то след. Это может быть или библиотечный формуляр, или запись в регистрационной книге полицейского архива — дескать, дело такое-то выдавалось такому-то лицу или организации для исследования. — Энди усмехнулся. — Разумеется, я не рассчитываю, что по этим записям можно будет сразу узнать фамилию и домашний адрес Окулиста, но это, по крайней мере, хоть что-то.
— Неужели ты думаешь, что Окулист не подумал о такой возможности? — покачала головой Дженнифер.
Энди улыбнулся.
— Окулист, бесспорно, умен и осторожен, но никто не может предвидеть всего, — сказал он. — Я даже не знаю, кем нужно быть, чтобы заранее знать, что двое детективов третьего класса сунут нос в дела шестидесятипятилетней давности.
Примерно в то же самое время на другом конце города Бью Рафферти работал в своей студии над картиной. Вооружившись самой тонкой кистью, он прописывал мелкие детали. По складу характера Бью всегда был немножечко педантом. Во всяком случае, он всегда и во всем стремился к совершенству, хотя и знал, что достичь его невозможно. Кроме выдающихся художественных способностей, он был наделен необычайно острым восприятием окружающего, своего рода встроенным радаром, который не выключался даже во сне. Именно этот радар и подсказал ему, что он в доме не один. Бью не слышал, как открылась дверь черного хода, не слышал осторожных шагов в коридоре — он просто чувствовал приближение другого человека.
— Пожалуй, я скоро начну запирать двери, — сказал он, не оборачиваясь.
— Давно пора, — отозвался вошедший. — Слишком уж неспокойные времена настали.
— Жить всегда было опасно. Люди меняются медленно. — Бью бросил взгляд через плечо. — Зачем ты пришел?
— Разве ты не знаешь?
Бью подправил на портрете линию подбородка.
— Нет. Я вообще не знал, что ты в городе, хотя мог бы и догадаться. Ты всегда появляешься, когда грядут настоящие неприятности.
— Они уже начались.
— Да, начались. Так из-за чего ты здесь? Неужели из-за Мэгги?
— Ты удивлен?
Бью задумался.
— Нет. Не особенно. Ты ведь был на востоке, не так ли?
— Правильно.
— Когда все началось, никому просто не пришло в голову сложить два и два. — Бью вздохнул и покачал головой. — Впрочем, этого, наверное, следовало ожидать. Он всегда был очень осторожен. К тому же ему везло.
— Он не хотел, чтобы они его видели.
Бью отвернулся от мольберта и, нахмурив брови, принялся мыть кисти.
— Мэгги увидит его. Рано или поздно, но обязательно увидит. Теперь весь вопрос только в том, кто кого увидит первым.
— Я знаю.
— И я хочу ей помочь.
— Кто бы сомневался! Но ты не можешь.
— Я, по крайней мере, мог хотя бы намекнуть. Подсказать, чего следует опасаться и кому можно доверять.
— Нет, — резко сказал гость. — Это запрещено. Ты знаешь это не хуже меня, Бью Рафферти. Свободная воля, помнишь? Ты и так открыл Мэгги слишком многое.
Бью отложил кисти и криво улыбнулся.
— Не волнуйся, о тебе я ей не рассказывал.
— Я что, должен тебя поблагодарить?
— Нет, но… — Бью тряхнул головой. — Впрочем, не важно. Честно говоря, я и сам пока не решил, действительно ли я хочу знать. Так зачем ты пришел? Ты хотел о чем-то со мной поговорить?
— Да. — Гость кивнул. — Я хотел поговорить с тобой о Кристине Уолш. И о том, почему она умерла.
6
5 ноября 2001 года, понедельник
Внимательно разглядывая большую, просторную комнату, Квентин сказал:
— Я всегда знал: есть отели и есть Отели, с маленькой буквы и с большой. С самой большой!
— Ты говоришь это уже в третий раз, — отозвалась Кендра, не отрывая взгляда от экрана компьютера. — Продолжай в том же духе, и Джон решит, что ФБР селит своих агентов исключительно в третьеразрядных клоповниках.
— Я никогда не утверждал, что дела обстоят так плохо. — Квентин вышел в кухню, чтобы налить себе чашку кофе, и снова вернулся в гостиную. — Но ты не можешь не признать, что этот отель не в пример лучше тех, где мы обычно останавливаемся.
Кендра окинула взглядом высокие потолки, панорамные окна и ковры на полу. Квентин был прав: насколько она помнила, они еще никогда не жили в двухместном люксе. Особенно сильное впечатление на нее произвела гостиная, где на широкой тумбе у стены стояли телефон с несколькими рабочими линиями, факс и мощный компьютер. Середину комнаты занимал стол для совещаний, за которым могло поместиться не меньше десятка человек. Дальний конец гостиной был оборудован для отдыха — там разместились несколько мягких кресел, газовый камин с керамическими березовыми поленьями и широкоэкранный настенный телевизор.
Разумеется, такой номер нельзя было назвать роскошным в общепринятом смысле этого слова, ибо никакой роскоши не было: ни вычурной бронзовой ванны «под старину», ни раззолоченной лепнины на потолке, ни тяжелых бархатных драпировок с золотыми кистями. Это, однако, не мешало комнатам выглядеть по-настоящему красивыми, располагающими и к интенсивной, плодотворной работе, и к отдыху. Приглушенные тона занавесок и ковров, со вкусом подобранная мебель и почти стерильная чистота — на всем этом буквально отдыхал глаз. Впрочем, в лучшем отеле города иначе и не могло быть.