— У этого тоже должна быть своя причина.
— Причина? Я, кажется, знаю одну. Вселенная решила дать мне щелчок в нос, чтобы я не очень зазнавалась.
Бью улыбнулся:
— Может быть. Я всегда подозревал, что существует космическое чувство юмора.
— Если даже так, то это скорее злая насмешка. То, что я говорю, — не смешно!
— Я знаю, Мэгги. Но ты забыла о том, что вселенная очень велика и сложна. И она вся соткана из множества вещей и процессов, которые влияют друг на друга, взаимодействуют друг с другом бесконечное число раз. Проще говоря, любая, самая ничтожная часть так же важна для огромного целого, как целое — для части. И дело тут не только в Окулисте, в его жертвах или в твоих друзьях.
— И не только во мне.
Он кивнул.
— И не только в тебе.
Мэгги немного помолчала, потом сказала сухо:
— Спасибо, Учитель.
— На здоровье, Кузнечик.
Мэгги невольно улыбнулась:
— Ладно, я постараюсь помнить о необъятности вселенной, пока буду работать в своем маленьком уголке. Может, дашь еще какой-нибудь совет?
— Не забывай чистить зубы после каждого приема пищи.
— Знаешь, — задумчиво проговорила Мэгги, — иногда твои шутки бывают совсем не такими смешными, как тебе, очевидно, кажется.
— Не смешными? Что ж, кто не рискует…
— …Тот не сидит в тюрьме.
— Ты злишься, потому что не получаешь никаких сообщений по психопочте. А ведь так приятно первой узнать новости, особенно для женщины! — Его улыбка неожиданно стала чуть более напряженной. — Скажи, Мэгги, я был прав насчет Джона Гэррета?
Мэгги встала и некоторое время просто смотрела на него, потом ее губы едва заметно дрогнули.
— Да, ты был прав.
— Судьба?
— Судьба. — Она еще немного помолчала. — Ну ладно, Бью, до встречи.
Она ушла, а Бью еще долго сидел неподвижно, глядя в пространство перед собой. Потом он поднялся и с видимой неохотой подошел к большому холсту, который стоял у стены, накрытый куском плотной материи. Мэгги его даже не заметила.
Взяв холст, Бью водрузил его на мольберт, отступил на полшага назад, глубоко вздохнул и решительным движением сбросил покрывало.
Его привычный глаз сразу заметил и виртуозную технику, и бесспорное мастерство, с которым была выполнена работа. Картина, несомненно, была одной из лучших, что когда-либо выходили из его мастерской. Но он подумал об этом лишь мельком, потому что не это было главным. В следующее мгновение он разглядел расплывчатые, смутные, но вполне узнаваемые лица и тела и впился в них взглядом. Это были женщины, запертые в мрачном узилище страдания и боли. Их руки в отчаянии тянулись к зрителю, взывая о помощи; глаза с пустыми глазницами были широко раскрыты, губы изогнулись в беззвучной мольбе.
Потом Бью увидел руки, которые пытали и мучили несчастных женщин. Руки, сжатые в кулаки, руки с ножами и скальпелями, руки с дубинками, веревками и тонкими стальными прутьями, руки, которые тянулись к женщинам, словно собирались затащить их как можно глубже — на самое дно этого пугающего ада.
Долго, очень долго Бью стоял не шевелясь. Он смотрел на картину, впитывая в себя каждый мазок, каждую малозаметную деталь. Не обращая на подступившую к горлу тошноту, он смотрел и смотрел, пока не убедился, что все омерзительные подробности запечатлелись у него в мозгу.
Потом он подошел к стеллажам и, взяв нож для разрезания холста, медленно и методично разрезал на мелкие кусочки лучшую из написанных им картин.
— Только не сейчас, — пробормотал он в тишине студии. — Только не сейчас…
— Ну вот, этим всегда кончается, — сказал Квентин в пространство.
— Чем именно? — поинтересовалась Кендра.
— Скучным конференц-залом в скучном полицейском участке, — пояснил Квентин. — Правда, в этот раз нам повезло с отелем.
— Смирение — добродетель, — напомнила ему Кендра. — Смирение и скромность.
— Да уж, — согласился Квентин без особого энтузиазма. — Ты права, конечно, и все равно мне кажется, что…
Развить свою мысль дальше он не успел. В комнату вошел Джон и сразу спросил:
— От Мэгги никаких новостей?
— Нет. Пока нет. — Квентин покачал головой. — Насколько я знаю, она собиралась побеседовать с Эллен Рэндалл у нее дома, а потом побывать в больнице у Холлис Темплтон. Правильно?
— Правильно, — подтвердил Джон.
— В таком случае прошло слишком мало времени. Вряд ли Мэгги успела сделать все, что наметила. А ты где был?
Джон усмехнулся:
— Поработал боксерской «грушей» для Драммонда. Надеюсь, он хоть немного отвел душу.
— То-то он был таким вежливым, когда встретил меня в коридоре! Я сразу понял, что лейтенанту хочется выпустить пар.
Джон пожал плечами:
— Я подумал — для всех нас будет лучше, если ему попадусь я.
— Мы вам весьма признательны, сэр, — сухо вставила Дженнифер.
— Не скажу, что получил удовольствие, — покачал головой Джон, — но должен же был кто-то прикрыть собой товарищей?!
Он снова посмотрел на часы и, нервным движением поддернув на коленях джинсы (сказывалась привычка носить костюм), подсел к столу.
— Энди обещал поторопить патологоанатома, но я боюсь, что результаты вскрытия Саманты Митчелл мы получим не раньше второй половины дня, — сказал он.
— Этого следовало ожидать, — рассеянно ответил Квентин, продолжая расхаживать по комнате из стороны в сторону. — Вчера вечером мы коротали время, прослушивая полицейские частоты. В Сиэтле произошло два очень серьезных пожара с человеческими жертвами, так что работы у медэкспертов хватает. Будем надеяться, что Энди удастся совершить чудо. — Квентин еще раз прошелся вдоль стола, потом перехватил красноречивый взгляд Кендры и, сев на стул напротив Джона, прошептал с заговорщическим видом: — Для человека, обладающего уникальным, гибким мозгом, Кендра чересчур раздражительна. Ее выводят из себя любые мелочи!