И темнеет, и светает,
и ночь наступает.
Люд, измученный работой,
и все засыпает.
Лишь я плачу, как проклятый,
дни и ночи сидя
на распутьях многолюдных.
И никто не видит
слез моих! Ослепли, видно,
не слышат — не знают;
святой правдою торгуют,
цепь на цепь меняют,
насмехаются над Богом, —
в ярмо запрягают
человека. Пашут горе,
бедой засевают,
что ж вырастет? Погодите,
увидите всходы!
Опомнитесь! Спохватитесь,
нелюди, юроды!
Поглядите на рай тихий,
на мать-Украину,
полюбите чистым сердцем
и ее руины!
Сбросьте цепи, станьте снова
братьями, а где-то
на чужбине не ищите
того, чего нету
и на небе, а не только
что на чужом поле.
В своем доме — своя правда,
и сила, и воля.
Другой нигде нет Украины,
нигде другого нет Днепра.
А вы? Вы рветесь на чужбину
искать великого добра,
добра святого. Воли! Воли!
И братства братского! Нашли.
Несли, несли с чужого поля
и на Украйну принесли
великих слов запас немалый —
и все тут. Вы кричите всем,
что Бог вас создал не затем,
чтоб вы неправде поклонялись!
Чем были вы, тем и остались,
вы гнетесь. С тех, кто слеп и нем,
дерете с братьев гречкосеев
три шкуры вживе... и опять
спешите к немцам поскорее
за правдою!.. Вот если б взять
и скарб свой вы могли с собою,
добытый кражей с давних пор,
тогда б остался сиротою
Днепр со святой семьею гор!
О, если б вы больше к нам не возвращались,
а сдохли, забившись в чужие углы!
Не плакали б дети, мать бы не рыдала,
не слышали б вашей на Бога хулы.
Дыханьем воздух вы б не отравляли
в степях, что свободны, чисты и светлы,
и люди б не знали, что вы за орлы.
Они бы с презреньем на вас не кивали.
Опомнитесь! Будьте люди,
иль горе вам будет.
Скоро разорвут оковы
скованные люди.
Суд настанет, грозной речью
грянут Днепр и горы!
Детей ваших кровь польется
в далекое море
сотней рек. Вам ниоткуда
помощи не будет:
брат от брата отречется,
сын про мать забудет;
и дым тучею закроет
солнце перед вами,
и прокляты вы будете
своими сынами!
Умойтеся! Образ Божий
грязью не поганьте,
дурь в голову детям вашим
вбивать перестаньте,
что они — паны по крови:
мужицкое око
им заглянет прямо в душу
глубоко! Глубоко!
Чья на вас надета шкура,
дознаются люди, —
и немудрые премудрых
навеки осудят!
Когда б учились вы, как надо,
и мудрость бы была своя.
А то залезть на небо рады:
«И мы — не мы, и я— не я,
и все-то видел, все-то знаю,
и нет ни ада, и ни рая,
и Бога нет, есть только я.
Да куцый немец с постной рожей,
и больше никого...» — «Добро же!
А кто ж ты сам?»
«Пускай немец
скажет; мы не знаем».
Так-то учитесь вы, в чуждых
странах разъезжая!
Немец скажет: «Вы: монголы!»
«Монголы, монголы!»
Золотого Тамерлана
внуки, только голы!
Немец скажет: «Вы славяне!»
«Славяне? Какие?»
Славных прадедов великих
потомки дрянные!
Изучаете Коллара
изо всей-то силы,
и Шафарика, и Ганку
и в славянофилы
так и претесь. Все языки
славян изучили,
о своем же, о природном,
языке забыли.
Будет время — и свой вспомним,
коль немец укажет
да историю сначала
нашу нам расскажет.
Тут-то мы распетушимся!...
И распетушились
по немецкому указу:
так заговорили,
что не понял даже немец,
учитель великий, —
где уж тут понять народу!
А шуму, а крику!
«И гармония и сила,
музыка — и полно.
А история! Поэма
народности вольной!
Что там Рим? Какие Бруты?
Жалкое явленье...
Те Коклесы, Бруты — мусор
с нашими в сравненье!
У нас воля вырастала,
Днепром умывалась,
под голову горы стлала,
степью укрывалась!»
Кровью она умывалась,
спать ложилась, плача,
на обкраденные трупы,
на тела казачьи!
Еще раз пересмотрите,
прочитайте снова
книгу славы. Да читайте
от слова до слова;
все проверьте: и все титлы,
и все запятые,
и тогда себя спросите:
кто же мы такие?
Чьи мы дети? Кем? За что мы
закованы в путы?..
И увидите, какая
цена вашим Брутам.
Рабы, холопы, грязь Москвы,
варшавский мусор ваши паны, —
и гетманы и атаманы!
Так чем вы чванитеся, вы!
Сыны сердешной Украины!
Что ловко ходите в ярме,
ловчее, чем отцы ходили?!
Не чваньтесь: с вас дерут ремень,
ну, а из них и жир топили.
Иль гордитесь, что казаки
веру защитили?
Что в Синопе, в Трапезунде
галушки варили?
Правда, вам лишь не досталось
ни капли, ни крошки,
А на Сечи мудрый немец
вырастил картошку
и вам продает. Берите,
ешьте на здоровье,
прославляйте Запорожье!
А чьей жаркой кровью
та земля была полита,
что картошку родит, —
все равно вам, лишь бы овощ
росла в огороде!
А хвалитесь, что когда-то
Польшу повалили!
Правда ваша: пала Польша
и вас раздавила!
Так вот как кровь пришлось отцам
лить за Москву и за Варшаву
и дать в наследство сыновьям
и цепи, и былую славу!
Доборолась Украина...
И за что страдает:
хуже ляха свои дети
ее распинают.
Вместо пива праведную
кровь из ребер точат;
просветить хотят сыночки
у матери очи
современными огнями.
Чтобы шла за веком,
шла за немцами слепая
бедная калека.
Что ж, ведите, указуйте
путь! А мать родная
пусть прозреет, сыновей тех
новых узнавая.
Указуйте! И не бойтесь —
наградит вас честно
за науку мать родная:
слепота исчезнет
в глазах ваших ненасытных;
увидите славу,
вживе славу ваших дедов
и отцов лукавых.
Так не лгите ж сами себе!
Учитесь, читайте —
и чужому научайтесь,
и свое познайте,
кто про мать свою забудет,
того Бог карает,
того собственные дети
в хату не пускают,
и чужие прогоняют.
Не найдется злому
на всей земле бесконечной
ни ласки, ни дома.
Тяжело мне, только вспомню
печальные были
дедов наших. Что мне сделать,
чтоб о них забыл я?
Я бы отдал за забвенье
жизни половину.
Такова-то наша слава,
слава Украины.
И вы также прочитайте,
чтоб неспящим снились
все неправды, чтоб могилы —
курганы раскрылись
перед вашими глазами,
чтоб вы расспросили
мучеников: где, какого
и за что убили?
Обнимите ж меньших братьев,
как братья родные, —
мать пусть ваша улыбнется
за века впервые!
Всех детей своих обнимет
твердыми руками
и деточек поцелует
вольными устами,
и забудется позора
давняя година,
оживет иная слава,
слава Украины,
и свет ясный невечерний
тихо засияет...
Обнимитесь, братья мои,
прошу, умоляю!